Великие жены великих людей
Шрифт:
Через какое-то время я попросила этого художника помочь мне найти работу – мне очень нужны были тогда деньги. Художник сказал, что единственный человек, которого он знает в Риме, это – Микеланджело. Я ответила: «Хорошо, это – для меня!» – и попросила представить нас друг другу.
Сардиния. 1972 г. Фото Микеланджело Антониони
Так мы встретились в кафе «Розатти».
Я спросила у Микеланджело, есть ли у него работа для меня. А он, в свою очередь, поинтересовался, что я умею делать. Я сказала, что пока работаю продавщицей в магазине у моего друга, но зато разбираюсь в разных искусствах. Тогда
Он позвонил мне через три дня. Я не хотела ждать, потому что не надеялась, что он позвонит. Я не хотела с ним встречаться, поскольку он был гораздо старше меня. На третий день я сказала себе: он не позвонит! Но он позвонил – в субботу, в 8.30 утра, в тот момент я спала.
Кто-то ответил на звонок, и он сказал: «Доброе утро! Это Микеланджело Антониони». Мои друзья-актеры были счастливы, потому что подумали, что он звонит им. Но он попросил к телефону меня и сказал: «Я хочу пригласить тебя на обед. Ты хочешь пойти туда, где много народа, или наоборот?» Я ответила: «Туда, где много народа».
И что вы думаете – мы пришли в ресторан, который был абсолютно пуст! Но зато в нем подавали еду из города Феррара, где он родился. Зачем он тогда спрашивал, куда я хочу пойти? Обидеться я не успела. Он стал мне рассказывать об Америке: о пустыне, о Большом Каньоне, долине памятников, его взаимоотношениях с индейцами, с Карлосом Кастанеда. К тому времени я, кстати, прочитала все книги Кастанеда. Он рассказывал о том, как работал с «Пинк Флойд» во время озвучки «Забрийского пойнта». Они играли свою музыку перед экраном, целыми днями не выходя из студии, а Микеланджело должен был бегать и доставать для них марихуану, чтобы они играли. Он рассказывал очень увлекательно. В конце ужина Микеланджело сказал мне: «Ты человек, которого я хотел встретить». Я спросила: «Почему?». Он ответил, что я умею слушать.
В тот момент он был одинок. Отношения с Клэр Пеплоу, сейчас она жена Бернардо Бертолуччи, приближались к концу. Они встретились во время съемок в Лондоне. Антониони был сильно в нее влюблен. Даже Моника Витти бросила Микеланджело – так сильно он влюбился в Клэр. Но Клэр не хотела жить в Риме, а Микеланджело не хотел жить в Лондоне. Они никак не могли соединиться. Вот почему он хотел, чтобы был человек, который мог слушать его.
Дома в Умбрии
В ресторане он сказал, что у него дома есть большая коллекция современного искусства, и спросил, не хочу ли я посмотреть. Я ответила: «Да, конечно». Мы пошли в его квартиру, где я до сих пор живу. У него были фантастические работы Джорджо де Кирико, Фрэнсиса Бэкона, Моранди… Мы сидели, курили марихуану. Он спросил меня: «Какую из этих картин ты предпочитаешь?» Я сказала: «Кирико». Потом мы пошли в постель. Это было легко, как съесть кусок пирога. Я спала с ним, мы были вместе, не чувствовалось никакой разницы в возрасте между нами, и было полное единение. Утром, когда я собралась уходить, он сказал: «Оставайся здесь». Я возразила ему: «Я свободная женщина, я иду домой». И пошла, и даже какое-то время еще пыталась быть свободной и независимой, но он постоянно звонил мне. Он хотел, чтобы я была там с ним. Но я еще была не готова.
Узнав, что я еду к Энрике, Лора поведала мне две истории. Две эти пары – Гуэрра и Антониони – дружили много лет, Микеланджело и Тонино вместе создали дюжину киношедевров, в саду Энрике стоят две каменные доски, на одной написано: «Лора и Тонино», а на другой – «Энрика и Микеланджело». Просто так стоят – для красоты и памяти. Но истории не об этом. Одна – о свадьбе. Тонино женился на Лоре в Москве, а Антониони был свидетелем на церемонии бракосочетания. Так вот эту самую церемонию он практически сорвал, потому, что стал умирать от смеха и «прыскать» когда женщина в строгом костюме указкой подозвала молодых расписаться в журнале, а потом, тыча той же указкой им в грудь, прочитала мораль о правах и обязанностях советской супружеской пары.
Вторая
Проверка
Мы стали жить вместе, а через месяц наступил мой день рождения, и он отвез меня в Сардинию в свой дом. Сам дом был фантастическим – казалось, он стоит на воде, его покрывал цементный купол, и все это сооружение выглядело, как космический корабль, опустившийся на площадку над морем. Это был дом-сфера, просто чудо техники! Но жить здесь для меня оказалось кошмаром, потому что кроме меня и Микеланджело в этом доме в тот момент находилась его первая жена. Нет, она, конечно, не жила там всегда – ее собственная вилла находилась неподалеку, просто была зима, и, чтобы не обогревать два дома, бывшие супруги поселились в одном. Тем более что Микеланджело очень дружил со своей первой женой. А что я? Я стала предметом пристального изучения: что же это за молодая особа рядом с Микеланджело и какие ее цели? Я чувствовала себя насекомым под микроскопом. Меня рассматривали, мне все время задавали вопросы, особенно во время длинных обедов или ужинов. Например, его жена, которая годилась мне в мамы, спрашивала: «Энрика, что ты думаешь о старости?» А биограф Антониони, Карло ди Карло, который тоже почему-то жил с нами в доме, интересовался: «Энрика, ты пессимистична или оптимистична?» Я испытывала такое чудовищное давление, что однажды не выдержала и сказала Микеланджело «Ты просто садист!» И тогда во время очередного обеда он предложил: «Пусть сегодня Энрика расскажет, что она думает о нас» И я это сделала! Я высказала все свои впечатления. Я не помню, что именно я говорила, но иногда это было обидно, в частности я сказала, что биограф – нормальный человек, но есть одна вещь, которую я не понимаю, – его возраст, ему могло быть шестнадцать или тридцать шесть. И на этом я закончила.
Моя тирада не улучшила атмосферу в доме, но, слава Богу, я была молода и смогла все это вытерпеть! Почему они были так жестоки со мной? Потому что не верили мне. Они подозревали, что я хочу заполучить известного режиссера, мировую знаменитость, что я с холодным расчетом проникла в его дом и его сердце… Самое главное, что, если бы я стала доказывать, что это не так, они стали бы подозревать меня еще больше. То, что это было не так, не подлежало сомнению для тех людей, которые хорошо знали меня. А все остальные… До того момента, как Микеланджело заболел – а это произошло только через пятнадцать лет, все думали, что я хочу быть около великого человека и больше ничего. А потом вдруг все поняли, что у меня есть к нему чувства. Я никогда его не покидала на протяжении 36 лет – ни больного, ни здорового….
Когда Энрика открыла нам ворота, первое, на что я обратила внимание – на площадку на возвышении, где стояли стол под зонтом, скамейка и несколько кресел. Я вспомнила, как Лора рассказывала, что после случившегося инсульта Микеланджело долго не хотел никого видеть – боялся показаться друзьям жалким и беспомощным. И вот однажды Энрика позвонила и сказала – он готов, можете приезжать. «Мы въехали в ворота, вышли из машины, и я увидела, что Антониони сидит на скамейке у стола под зонтиком, – рассказывала – Лора. – Он сидел спиной к нам, спина была прямой, одет он был безупречно». Тонино задержался у машины, а я кинулась к Микеланджело и стала, как заклинание, твердить: ты совсем-совсем не изменился, ты такой же, как и прежде, ты очень красивый, очень красивый… Наконец я посмотрела на него. По неподвижному лицу текли слезы, море слез, и он никак не мог их унять».