Великий Чингис-хан. «Кара Господня» или «человек тысячелетия»?
Шрифт:
Р. Фокс против того, чтобы оценивать Чингис-хана только как кровавого завоевателя. Если думать так, то «…подлинным памятником монгольскому народу была бы лишь знаменитая пирамида из черепов с картины Верещагина. Пирамиду из черепов игнорировать нельзя… Да, пирамида – закономерное основание, но это не полная правда». Результат не был «чисто негативным». Доводы Р. Фокса в пользу этого: Чингис-хан задержал упадок азиатских обществ; после завоеваний произошел расцвет культуры в юаньском Китае и
Персии; монголы доказали на практике, что они были такими же блестящими организаторами, как и воинами (почта, дисциплина в армии, поощрение торговли, спокойствие границ); наконец, завоевания Чингис-хана внесли «великие изменения в отношения между Азией и Европой», «восток и запад вступили в прямой контакт», «были созданы реальные условия для мирового рынка и мировой торговли», «Темучжин открыл богатства Азии западному миру» и «тем самым сделал возможным
Рене Груссе, возможно, наиболее полно собравший в своем труде доступный ему материал, тем не менее избегал оценок. Для него Чингис-хан – «наиболее великий и наиболее знаменитый завоеватель Востока», человек, который «в рамках своего образа жизни… проявил врожденный вкус к порядку и хорошему управлению» [Груссе, с. 4, 311]. «Убийства забываются… а поддержка дисциплины чингисханидами и уйгурская канцелярия остались. Эта работа после первоначальных разрушений оказалась в конечном итоге полезной для цивилизации… Объединив все тюрко-монгольские народы в единую империю, установив железную дисциплину от Пекина до Каспийского моря, Чингис-хан подавил вечную войну одних племен с другими и дал невиданную ранее безопасность караванам» [Груссе, с. 316].
П. Рачневский полагает споры о том, «были ли деяния Чингис-хана прогрессивными или негативными», бессмысленными, ибо не он первый «выпустил на волю экспансионистский натиск кочевников», «не он выдумал идею универсальной монархии». Он оказался только «удачливой экспонентой» этих сил, «завоевания Чингис-хана не были ни первыми, ни последними попытками кочевников Центральной Азии установления господства над культурными народами» [Рачневский, с. 184].
Мы привели лишь немногие из множества оценок, которыми пестрит значительная по объему литература о Чингисхане. Стоит остановить внимание читателя на двух моментах, и прежде всего на якобы «врожденной» экспансии кочевников. Это серьезный довод, подтверждение которому видят в самом способе кочевого производства, в экономической необходимости – отсутствие нормальной торговли толкает кочевников на обмен силой, на ограбление оседлых соседей; в более повышенной «воинственности» кочевников, вызванной их образом жизни. В этом вопросе в науке пока нет полной ясности, однако, окинув взором путь, пройденный человечеством, нельзя утверждать, что кочевники были всегда более жестокими и неумолимыми завоевателями, чем оседлые народы. Если обратиться, например, к взаимоотношениям оседлых цивилизаций современного Китая с кочевниками Центральной Азии, то можно обнаружить, что китайцы постепенно поджимали кочевников, оттесняли их в глубины Азии, медленно, но неуклонно продвигая свои границы и сферу распространения своего этноса к северу. Совсем не случайно современные историки видят положительным в действиях Чингис-хана то, что он нанес удар «по захватнической политике китайских императоров и чиновников, постоянно стремившихся к угнетению кочевых народов, в том числе монголов» [Чулууны Далай, с. 3].
И наконец, еще об одном, очень важном. Р. Груссе неправ в том, что убийства забываются. Пирамиды из черепов не забываются. Человечество запомнило Чингис-хана не как правителя, обеспечивавшего достаточно надежную торговлю между Востоком и Западом (кстати, этот тезис наука не подтвердила конкретными исследованиями), а прежде всего как кровавого завоевателя. Какой бы ни была Геростратова слава, Геростраты, к сожалению, не остаются в проигрыше, их помнят. Человечеству не безразлично, какой ценой оно оплатило пути из Азии в Европу и обратно, проложенные монголами. И у историка всегда есть право на то, чтобы сказать: «А что, если бы…» Если бы Монголию объединил не Темучжин, а Чжамуха, Ван-хан, Таян-хан или кто-либо еще из «природных монгольских ханов»? Завершилось бы это объединение такой же внешней экспансией или нет? Была ли одержимость Чингис-хана, его ненасытность как завоевателя велением эпохи или свойством его характера? Пусть даже некоторые черты характера Чингис-хана отражали особенности того общества, в котором он жил, мера его собственной жестокости была исключительно его личным свойством. И будь на его месте другой, меньше было бы пролито крови, и человечество меньше бы заплатило за те «блага», которые связываются с именем завоевателя. Нет, не может человечество не задумываться о цене тех или иных исторических событий, поэтому оно так или иначе всегда представляло и сейчас представляет счет всем Чингис-ханам, какие бы цели они перед собой ни ставили.
А Чингис-хан и не искал себе оправданий. А. Борщагов-ский, написавший послесловие к одному из изданий книги И. Калашникова «Жестокий век», вслед за покойным монгольским
Однако нельзя, как это сделал В. Чивилихин, полагать Темучжина – Чингис-хана «человеком без морали» [Чивилихин, с. 175]. Он руководствовался моралью своего общества, моралью «природных ханов», к числу которых принадлежал. И среди этих принципов имелись и такие (например, верность долгу), которые не вызовут осуждения и сейчас.
Современная монгольская и советская историческая наука исходит из того, «что историческую роль Чингис-хана нельзя оценивать однозначно. Она была прогрессивной в том смысле, что соответствовала объективно-историческому процессу консолидации монгольской народности и формированию единого монгольского феодального государства». Когда же Чингис-хан «встал на путь захватнических войн, его деятельность приобрела реакционный характер». Войны эти оказались губительными и для самой Монголии, они «способствовали разобщению монгольской народности, истощали людские ресурсы Монголии, обусловили длительный политический, экономический и культурный ее упадок в последующие века» [ИМНР, с. 136–137]. «Труды Чингис-хана пропали, – пишет П. Рачневский. – Со времен Чингис-хана Монголия стала монгольской. Но монголы никогда не стали монголами времен Чингис-хана» [Рачневский, с. 184–185]. Да, Чингис-хан объединил разобщенные, враждовавшие между собой татаро-монгольские племена в единое монгольское государство. Но и в данном случае не следует забывать, какой ценой было достигнуто это единство – судьба татар хороший тому пример. Выросшее в войнах и нацеленное на захватнические войны государство Чингис-хана, разросшееся впоследствии до гигантских размеров, мало что принесло самой Монголии. В монгольском произведении, которое некоторые исследователи относят к XIII в., «Сказании об Аргасун-Хуурчи», гонец, прибывший из Монголии к воевавшему в далеких восточных землях Чингису, на его вопрос: «Здоровы ли супруга моя, сыновья и народ мой?» – отвечает:
Супруга твоя и сыновья твои здоровы!Но не знаешь ты, как живет весь народ твой!Жена твоя и сыновья твои здоровы,Но не знаешь ты поведенья великого народа твоего!Поедает он кожу и кору, что найдет,разорванным ртом своим.Всего народа твоего поведенья не знаешь ты!Пьет он воду и снег, как случится, жаждущим ртом своим.Твоих монголов обычая и поведенья не знаешь ты!Войны принесли не только добычу, но и немалые бедствия простым монголам. Источники сообщают о разорении монгольских семей, о безлошадных кочевниках, о продаже монголов в рабство. Обнищание аратов подтверждает «ту истину, что завоевателями и угнетателями чужих народов были не вообще монголы, а только монгольские нойоны» [Мункуев, с. 385]. Тяжек был налог кровью. Лучшие людские силы были посланы за пределы страны на войну и остались за ее пределами, сложив головы на полях сражений или осев на завоеванных землях. Войны Чингиса наводнили Монголию награбленными предметами роскоши и пленными ремесленниками, производящими по преимуществу оружие и все те же предметы роскоши, но не внесли (да и не могли внести!) сколько-нибудь существенных изменений в основу хозяйства монголов – кочевое скотоводство.
Неудивительно, что, когда приблизительно через сто лет после окончания войн завоеванные народы свергли татаро-монгольское иго, монгольский арат оказался живущим почти в тех же условиях, что и в конце XII – начале XIII в. В наследство от Чингис-хана ему осталась только память о его походах и его кровавая слава.
И тем не менее почему бы монголам не называть Чингисхана выдающимся государственным деятелем своего государства? А жителям Средней Азии, Ирана и Кавказа, России не считать его кровавым завоевателем? И даже китайцам не писать о нем как об «объединителе Китая» и выдающемся государственном деятеле и их, китайской, истории?