Великий Гэтсби. Главные романы эпохи джаза

Фицджеральд Френсис Скотт

Звонил он по просьбе Дэйзи – не приеду ли я завтра на ленч в ее дом? Там и мисс Бейкер будет. Через полчаса позвонила сама Дэйзи и, как мне показалось, испытала облегчение, услышав, что я приеду. Затевалось что-то серьезное. Хотя я все же не мог поверить, что они выбрали этот случай, чтобы устроить сцену – и особенно ту, душераздирающую, о которой Гэтсби мечтал при мне в парке.

Следующий день выдался опаляющим, едва ли не последним из таких и определенно самым жарким за то лето. Когда мой поезд вышел из туннеля под солнце, только пышущие жаром гудки

«Национальной бисквитной компании» и нарушали словно закипавшую на медленном огне полуденную тишь. Сплетенным из соломы сиденьям вагона оставалось до самовозгорания всего ничего; сидевшая рядом со мной женщина в белой блузке с длинным рукавом некоторое время деликатно потела, но когда под ее пальцами начала намокать газета, неутешно вскрикнула и, утратив все надежды, откинулась на раскаленную спинку своего сиденья. Плоская сумочка ее плюхнулась на пол.

– О господи! – ахнула женщина.

Я не без труда нагнулся, поднял сумочку и протянул ее хозяйке, держа за самый уголок, дабы показать, что никаких злодейских замыслов на ее счет не питаю, – однако все мои соседи, включая и хозяйку сумочки, в них-то меня и заподозрили.

– Жарко! – повторял, увидев очередное знакомое лицо, проверявший билеты проводник нашего вагона. – Ну и погодка! Жарко! Жарко! Жарко! Вот жарища-то, а? Жарко, верно? Вот так…

Мой сезонный билет вернулся ко мне с темным следом его пальца. И кому в такую жару дело, чьи распаленные губы он целует, чья щека увлажняет нагрудный карман его пижамы – тот, под которым бьется сердце.

…По вестибюлю Тома Бьюкенена гулял сквознячок, донесший до меня и Гэтсби, ожидавших у двери, треньканье телефонного аппарата.

– Тело хозяина? – проревел в рожок аппарата дворецкий. – Простите, мадам, но его мы вам предоставить не можем. В такую жару до него и дотронуться страшно!

На самом-то деле он сказал:

– Да… да… я посмотрю.

Он повесил слуховую трубку на аппарат и направился к нам, чтобы взять наши канотье. На лице его поблескивал пот.

– Мадам ожидает вас в гостиной! – воскликнул он и без нужды указал рукой направление. При таком зное каждый лишний жест казался надругательством над общечеловеческим запасом жизненных сил.

В затененной маркизами гостиной было сумрачно и прохладно. Дэйзи и Джордан лежали, будто серебряные идолы, на огромном диване, прижимая к нему ладонями свои белые юбки, чтобы под них не забрался рождаемый вентиляторами певучий ветерок.

– Даже пошевелиться не можем, – в один голос сообщили они.

Припудренные, чтобы скрыть загар, пальцы Джордан на краткий миг задержались в моей ладони.

– А где мистер Томас Бьюкенен, атлет? – осведомился я.

И тут же услышал его голос – грубоватый, приглушенный, хриплый, – говоривший что-то в телефон.

Гэтсби, стоя в середине кармазинового ковра, обводил гостиную завороженным взглядом. Дэйзи наблюдала за ним, посмеиваясь взволнованно и мелодично, и едва приметное облачко пудры взметалось над ее декольтированной грудью.

– Ходят слухи, – прошептала мне Джордан, – что позвонила женщина

Тома.

Мы молчали. Голос в вестибюле раздраженно окреп.

– Что же, очень хорошо, я вам вообще продавать машину не стану… Я вам решительно ничем не обязан… И если вы еще раз полезете ко мне во время завтрака, я этого не потерплю!

– Трубку-то уже повесил, – цинично заметила Дэйзи.

– Нет, не повесил, – заверил я. – Они действительно договаривались о продаже машины. Я случайно узнал об этом.

Том распахнул дверь, на миг перекрыл ее проем своим плотным телом и торопливо вступил в комнату.

– Мистер Гэтсби! – Он протянул с умело замаскированной неприязнью свою широкую, плоскую ладонь. – Рад видеть вас, сэр… Ник…

– Принеси нам выпить, холодненького! – попросила Дэйзи.

Едва Том покинул гостиную, она встала, подошла к Гэтсби, притянула его лицо к своему и поцеловала в губы.

– Ты знаешь, как я люблю тебя, – промурлыкала она.

– Ты забыла, здесь присутствует леди, – сказала Джордан.

Дэйзи оглянулась, лицо ее выразило сомнение.

– А ты тоже Ника поцелуй.

– Какая ты неотесанная, вульгарная женщина.

– А мне все равно! – вскричала Дэйзи и принялась постукивать каблуком туфельки по каминному кирпичу. Однако, быстро вспомнив о жаре, виновато опустилась на край дивана, и тут в гостиную вошла, ведя за руку девочку, свежепостиранная няня.

– Ра-дость моя бес-ценная, – заворковала Дэйзи, протягивая к девочке руки. – Иди к мамочке, она так тебя любит.

Отпущенный няней ребенок бегом пересек комнату и стыдливо зарылся лицом в подол материнского платья.

– Ра-дость бес-ценная! А мамочкина пудра на твои желтенькие волосики не осыплется? Выпрямись, скажи здрав-ствуй-те.

Мы с Гэтсби по очереди склонились к дитяти, пожали неохотно поданную нам ручку. Гэтсби смотрел на девочку не без удивления. Не думаю, что до этой минуты он всерьез верил в ее существование.

– А я к завтраку платье надела, – сказало дитя, подняв лицо к Дэйзи.

– Это потому что мама хотела тобой похвастаться. – Она прижалась щекой к единственной складке на тоненькой белой шее дочери. – Ты просто мечта, вот ты кто. Маленькая мечта.

– Да, – спокойно согласилась девочка. – У тети Джордан платье тоже белое.

– Тебе нравятся мамины друзья? – И Дэйзи развернула девочку лицом к Гэтсби. – Красивенькие, правда?

– А где папа?

– Совсем на отца не похожа, – объявила Дэйзи. – Вся в меня. И волосы мои, и овал лица.

Дэйзи снова откинулась на диван. Няня, подойдя к девочке, взяла ее за руку.

– Пойдем, Пэмми.

– До свидания, любовь моя!

Хорошо вышколенное дитя, держась за руку няни и лишь один раз сокрушенно оглянувшись, покинуло гостиную, и тут же в двери показался Том; за ним следовал слуга, несший четыре высоких бокала с коктейлем «рики», в которых теснились кубики льда.

Гэтсби взял один.

– И вправду холодный, – с заметным напряжением сказал он.

Мы пили большими жадными глотками.