Великий Гусляр
Шрифт:
Когда Удалов вышел из ванной, его белье и костюм уже висели в чистом, отглаженном виде на спинке кресла. Уборщица стояла, отвернувшись к окну.
— Вы так добры… — сказал Удалов.
— Не надо благодарности… Вот только…
— Продолжайте, продолжайте, — поторопил женщину Удалов.
— Дочка у меня пропала, — сообщила женщина, заливаясь слезами. — Единственная моя радость, девочка моя драгоценная. Полетела в соседнюю звездную систему в институт поступать и пропала. Дорогой Корнелий Иванович, памятью
И женщина, не оборачиваясь, протянула Удалову небольшую любительскую фотографию, на которой несложно было узнать таинственную красавицу, которая объяснялась Удалову в любви на Альдебаране.
— Ах! — сказал Удалов и замолк от взорвавшихся в нем чувств.
— Что? — воскликнула несчастная мать, обернувшись к Корнелию. — Я чувствую, что вы ее видели.
— Да. Она подошла ко мне на Альдебаране и объяснилась в любви.
— Так просто и подошла?
— Это и удивительно.
— Первая подошла?
— Первая.
— Мерзавец ты, Удалов, — возмутилась уборщица. — Хоть и земляк по происхождению. Моя дочь думает только о генетикоматематической лингвистике в области футурологии и никогда, повторяю, никогда не подойдет к незнакомому мужчине.
— Вы, конечно, извините. Я, может, и заблуждаюсь. Может, просто очень похожая девушка. Но на меня она произвела неизгладимое…
Уборщица из Атлантиды вырвала из рук Удалова фотографию и выбежала из номера.
Удалов постоял посреди комнаты, тяжело вздохнул, пожал плечами и сказал вслух:
— Нет, это не ошибка…
Голубые призывающие глаза стояли перед его мысленным взором.
Впервые в жизни Удалову захотелось написать стихотворение о любви.
Он даже стал искать бумагу и карандаш, но в этот момент в дверь постучали.
Глава 6, в которой Удалов продолжает пребывать на конференции и вступает в сделку
За дверью стоял знакомый кузнечик, который успел переодеться в фиолетовый наряд, схожий с фраком. В твердые блестящие уши он вставил по цветочку, пахнущему пряно и сильно, а носки его башмаков непрестанно шевелились.
— Очень модно, — сообщил Тори Удалову. — В них электромоторчики. Хочешь купить?
Кузнечик был оживлен, вел себя как старый приятель, сразу уселся в кресло и спросил, нет ли чего выпить прохладительного.
Удалов ответил, что и сам бы не отказался.
— Ах ты, провинция, провинция, — засмеялся кузнечик-синхронист.
Он нажал на кнопку в ручке кресла, и в стене откинулась дверца, за которой, подсвеченные оранжевым, стояли бокалы и сосуды разной формы.
— Мне только не крепкого, — предупредил Удалов. — Я чуть не утонул. К тому же женщину обидел.
— Рассказывай, — произнес кузнечик, разливая прохладительные напитки.
Рассказ Удалова
— С этой красавицей загадка, — сказал он наконец. — Хотя я предпочитаю брюнеток. Я этим займусь. Но вообще-то я пришел тебе кое-что показать. Ведь должен же ты, Удалов, интересоваться диковинами дальнего космоса или по крайней мере сувенирами.
— Я сказал, мне расплачиваться нечем, — ответил Удалов. — Денег я с собой не захватил, сувениров тоже, а в нелегальные сделки я, прости, — не вступаю. Не забудь, что я представитель небольшой, но гордой планеты.
— Ах уж этот мне патриотизм! Как приобщишься к благам космической цивилизация, на Землю и смотреть не захочешь.
— Это как сказать, — возразил Удалов. — Вот я тут разговаривал с простой женщиной, уборщицей. Ее предки покинули родину много столетий назад. А как увидела земляка, бесплатно костюм отгладила.
— И мерзавцем обозвала, — заметил ехидно кузнечик.
— За дело. Надо было мне промолчать. Зачем трепать материнские нервы? Ведь, может, ее дочь испортилась в дальних странах, попала в дурную компанию, а для матери она всегда остается отличницей, скромницей, студенткой.
— Значит, ты теперь думаешь, что если женщина полюбила тебя, Удалова, значит, она из дурной компании?
— Не знаю, не знаю, — вздохнул Удалов, печально глядя в большое зеркало, которое отражало его округлую невысокую фигуру. — Трудный мир, чуждые нравы…
— Ладно, смотри, — сказал кузнечик.
Он достал из кармана бутылочку сложной формы с чем-то зеленым внутри.
— Что это? — спросил Удалов.
— Могу продать. Средство от всего.
— Как так — от всего?
— В зависимости от потребностей.
— И от насморка?
— И от насморка. И от любви. И от комаров. И от дождя. Большая редкость. В промышленное производство не поступило. Делается из корня, который растет только на одном астероиде. Сам понимаешь.
— Так на что мне такое средство? — спросил Удалов равнодушно, но глаза его загорелись и выдали Корнелия опытному пройдохе Тори.
— А ты не для себя, для народа, — предложил демагогически кузнечик.
— Нет, — отказался Удалов. — Ты с меня что-нибудь нереальное попросишь.
— Не беспокойся, я щедрый.
— Средство-то ценное?
— Но я тебя люблю.
— Прости, — сказал Удалов. — Не верю. Чего бы тебе меня любить? Я не заслужил.
— За заслуги уважают. Любят за недостатки.
— Я и недостатков тебе не показывал.
— Они очевидны, — коротко ответил кузнечик. — Берешь средство?
— Сколько? — спросил Удалов.
— Восемнадцать, — сказал кузнечик.
— Много.
— Шестнадцать и ни одной меньше.
— Пятнадцать и по рукам.
— Только из любви к тебе, — сказал кузнечик.