Великий Гусляр
Шрифт:
— Сделаем рычаг побольше, — сказал Удалов, — уже завтра добьемся ста метров.
Он не был удивлен и не чувствовал себя виноватым. Он был участником. А добрый Саша Грубин между тем сбегал за кефиром, чтобы Минцу было что пить утром.
Напряжение росло. Приближался день, когда к пивному ларьку придет соперник. Как у него? Саратов или не Саратов? А может, провал?
С одной стороны, хотелось провала, потому что человек слаб, и патриоты из дома № 16 хотели приоритета для своего профессора. С другой стороны, врожденное чувство справедливости
Ровно через месяц после того, как случайно был подслушан разговор в парке, Удалов, Грубин и Минц пошли туда вечером. Играл духовой оркестр, играл хорошо, солидно, барабан и кларнет вышли с бюллетеня. Вечер был теплым, славным, за пивом стояла очередь. Соседи подошли к крайнему столику. Возле него нашли небольшого сутулого человечка, который в одиночестве пил пиво.
— Тюпкин? — спросил Удалов.
— Я — Тюпкин, — сказал тот испуганно. — Но я ни при чем.
— Эдуард придет?
Тюпкин захлопал глазами, но ничего не ответил.
— Не беспокойтесь, — сказал Грубин. — Мы к вам претензий не имеем. Нам нужен Эдуард. И не столько он, сколько его открытие.
— Не знаю, — пискнул Тюпкин. — Не в курсе.
— Неправда, — сказал Удалов. — Вы ждете Эдуарда, потому что он назначил вам здесь свидание по поводу его мысли о передаче материи на расстояние. В частности, в Саратов. А нам любопытно узнать, удалось ли…
И вдруг маленький Тюпкин пригнулся и бросился кустами к эстраде.
Вообще-то не к лицу серьезным людям гоняться по парку за всяким Тюпкиным, но на этот раз речь шла об открытии мирового значения. Поэтому пришлось догонять.
Тюпкина настигли на берегу реки, где он пытался спрятаться под скамейку.
— Зря ты так, — сказал Удалов, извлекая человечка. — Ты сознайся и иди себе на здоровье. Мы зла не имеем.
— Имеете, — возразил Тюпкин, дрожа, словно выкупался в проруби. — Только я ни при чем. Я так с ним разговаривал. Я вообще его почти не знаю…
— Не так, не так… — поморщился Грубин. — Все по порядку.
— По порядку в милиции спрашивайте, — сказал Тюпкин. — Взяли его сегодня. Сразу после обеда.
— Как? Такого ученого? — Профессора Минца охватили гнев и жалость к коллеге. — Где его содержат? Это ошибка! Мы сейчас же освободим!
— Не освободить, — сказал Тюпкин. — Его с поличным взяли. Он как раз со своего склада материю в Саратов отправлял.
— Со склада… — Удалов нахмурился, потому что начал догадываться о том, что произошла трагикомическая ошибка.
— Откуда же еще, — сказал Тюпкин. — Он складом заведовал, материю воровал и на сторону сбывал. Плохой человек, недостойный, но с размахом.
Когда соседи возвращались к дому, оживленно обсуждая события, Грубин сказал:
— Если с этого Марсия снимут шкуру, я не возражаю. Но свою положительную роль в науке он сыграл.
— Это точно, — согласился Удалов. — Без подсказки Льву Христофоровичу на эксперимент не пойти бы.
— Почему? — вдруг обиделся профессор. — Идея
В этот момент с неба на мостовую упал котенок, мяукнул и бросился бежать.
— Немедленно домой! — крикнул Удалов. — Подросток Гаврилов забрался к вам в кабинет. Если его не остановить, он перетелепортирует все, что есть в комнате!
И соседи побежали домой.
Часов в пять вечера, в пятницу, в середине сентября, пошел дождь. Похолодало. Удалов возвращался домой с работы и жалел, что не взял зонтика. Но дождь был таким занудным, мелким, осенним, что пережидать его не было никакого смысла — лучше было потерпеть и добежать поскорее до Пушкинской улицы.
Когда Удалов перебегал площадь, то услышал над головой какой-то гул, поднял голову и таким образом стал первым гуслярцем, который увидел, как на город опускается Конструкция.
Космического корабля за облаками не было видно. Так и осталось неизвестным, приближался он к Великому Гусляру или обронил Конструкцию из космоса.
Удалов еле успел метнуться в сторону, к зданию музея, а Конструкция тяжело ухнула на асфальт, продавив его. В стороны побежали узкие трещины.
Удалов перевел дух и пригляделся к Конструкции.
Вид ее был неприятен. Под острыми углами из центрального столба вырастали оси и стержни, частично снабженные колесами и шариками, которые, как только Конструкция как следует встала, начали вращаться с различными скоростями. Господствующий цвет Конструкции был черным, кое-где поблескивал металл. Высотой она достигала метров пяти и производила чуть заметный, но неприятный скрежущий звук.
Удалов, забыв о дожде, раздумывал, чем бы могла оказаться Конструкция и насколько она опасна для населения, но ничего придумать не мог, потому что ничего подобного еще не видел.
Из задумчивости его вывели удивленные голоса горожан, сбегавшихся на площадь. Вскоре народу накопилось немало, и пришедший старшина милиции Перепелкин с помощью пожарных обнес центр площади канатом на столбиках, чтобы никто не приближался к Конструкции до приезда ученых.
Ученые прилетели на вертолетах тем же вечером, а к утру подоспели другие, менее оперативные, на автобусах и служебных машинах. С этого дня площадь кипела толпой специалистов самых различных областей знания, к тому же приходилось как-то защищать Конструкцию от туристов и зевак. Но несмотря на суровую охрану и принятые меры, к утру третьего дня на металле Конструкции появились две надписи. Одна говорила о личных отношениях какой-то Любы и какого-то Пети, а вторая была еще лаконичнее: «Были: Коля, Ира, Шляпиков из Сызрани». Так как ни одно сверло, ни один бур не смогли оставить на Конструкции ни единой царапины, осталось тайной, каким образом Шляпиков с друзьями и Петя запечатлели себя. Поиски Шляпикова продолжаются.