Великий Краббен (сборник)
Шрифт:
– Анфед! – рявкнул Кубыкин.
– Ну? – недовольно откликнулся Анфед.
– Тута она!
– Да кто она?
– Ну, она… Эта… – растерялся Кубыкин.
И тут же рассердился:
– Я почем знаю?
Иной, – решил Веснин.
И почти по-детски обиделся.
Будто что-то обещанное только ему вдруг показали всем.
Правда, с чего он взял, что обещали только ему? Был ведь и огненный шар, виденный Кубыкиным, была солнечная рябь под водой, привлекшая Надю. Веснин с необыкновенной, с поразительной ясностью вдруг увидел – утомленный
– Ладно, – сказал Веснин. – Разбирайтесь тут сами.
– Да в чем, в чем разбираться? – засмеялся Ванечка.
А Надя совсем расстроилась: «Ты возьми, сам нырни!»
Вода в речке стояла скучная, не было в ней никакой солнечной ряби. Так, тихая мертвая муть, палые листья. Отвязав «семерку» Анфеда, Веснин бросил в нее желтый спасательный жилет и оттолкнулся от берега.
Речка звалась Глухой.
Такой она и была – глухая.
Весла без всплеска уходили в темную воду, бесшумно вскидывались над водой. Кувшинки, камыши, шиповник. Выбравшись на берег, Веснин неторопливо прошелся вдоль жухлой, действительно будто огненным шнуром выбитой полосы. А под жухлой травой земля оказалась рыхлой, перекаленной, будто сожгли ее высокочастотным разрядом – даже корешки обуглились.
Веснин ошеломленно покопался в земле.
Взять горсточку на анализ? Засмеют… Подумаешь. Капитан Тимофеев тоже знал, что над его стихами будут смеяться… Кому какое дело? Может, я почвоведением увлекся, Докучаева читаю, академика Прянишникова. Вот дожди начнутся, найди потом эту выжженную полоску.
Значит, иной!
Не приснилось.
Ничего не приснилось.
Веснин молча сунул в карман кулек, свернутый из старой газеты, случайно оказавшейся в кармане. Кулек он набил прокаленной землей. Сев в лодку, оттолкнулся от берега. Пусть несет течением к морю.
База поразила Веснина немыслимой вызывающей чистотой.
Еще час назад тут под ногами окурки валялись, щепки. Возле кухни – консервные банки. А теперь тропинки подметены, трава чуть ли не причесана. И вкусно пахло на кухне только что заваренным чаем.
– Садись, – пригласил Ванечка. И удивленно погладил тонкие усики. – Ишь, Кубыкин как расстарался.
– Действительно, – покивал Веснин подошедшему начальнику базы. – Что это вы нас-то не предупредили? Мы метлой тоже махать умеем.
Кубыкин запыхтел:
– Языком вы больше умеете…
И неопределенно повел толстым плечом:
– Ночью-то слышали? Ветер-то как! А? Вот всё и сдуло в море.
Кубыкин откровенно и трусливо врал:
– Я потом только чуть прибрал.
Ветер? Ночью? – удивился Веснин.
Но почему-то даже такое откровенное вранье не вызвало у него протеста. Он как бы почувствовал вдруг авторитет начальника, даже подтвердил, отводя глаза: «Ну да… Вроде правда дул ветер…»
Ванечка поднял глаза на Веснина. Это что же такое? – говорил его взгляд. Ты Кубыкину веришь? И Веснин похолодел
Интуиция не обманула Веснина.
А было так.
После обеда Веснин устроился с Кубыкиным на Детском пляже.
Проигрывая третью партию, начальник базы авторитетно заметил: «Первейшая игра шахматы. Штанга уже потом, верно?»
Кубыкин прямо давил своим авторитетом.
За его широкой спиной уютно тянулись белые пески Детского пляжа, растворяющиеся незаметно в уродливых тальниках выступающего в море плоского мыса. Никто в те тальники никогда не ходил – там сыро, топко, злобные комары. Но сейчас в гнилых зарослях что-то возилось, негромко хлюпало. Боясь привлечь внимание Кубыкина, Веснин незаметно всматривался: кто там?
И увидел: Анфед!
Хмур, озабочен, озирается быстро.
Под мышкой какой-то подозрительный мешок.
Выглянет из тальника и снова в тальнике спрячется. То ли потерял что-то, то ли ищет. И на Детском пляже Анфед появился только минут через двадцать, причем с другой стороны – с дороги. След запутывал, не хотел, чтобы видели, откуда пришел. Только вот о кедах не подумал – они промокли насквозь. И шел странно. Спортсмен, всегда держался прямо и независимо, а тут горбился, ноги ставил осторожно, будто боялся споткнуться.
– Устал? – полюбопытствовал Кубыкин, расставляя фигуры для новой партии.
– Устал, – вздохнув тяжело, подтвердил Анфед.
– А рыбку словил? К ужину рыбка будет?
– Не будет к ужину рыбки, – еще горше вздохнул Анфед. Был он и впрямь чем-то озабочен, оглядывался на тальники. – У меня поставки сняли. Это из деревни кто-нибудь снял. И мозоль натер, вот… – показал он натертую руку. – А поставки, может, химики с соседней базы сняли…
– Они, они! – авторитетно подтвердил Кубыкин. – В армии у нас сержант всегда говорил – химики.
И спохватился:
– Мозоли-то как натер?
– Ну, волна. Сам знаешь. Лодку так и водит.
Веснин поднял голову. Море до горизонта лежало плоское, тихое, как стекло.
– Ладно. – Кубыкин неожиданно смешал фигурки. – В сон меня что-то тянет. Пойду прикорну часок.
– И я, – обрадовался Анфед.
И снова Веснина поразило то, как Анфед шел.
Он ступал сразу всею ступней, как можно тверже, даже палку подобрал, опирался на нее как старик.
– И ноги, что ли, натер?
– Ну, волна. Лодку так и водит.
А перед самой палаткой Анфед осторожно опустился на четвереньки, так же осторожно вполз под откинутую полу и сразу зашнуровался.
Веснин закурил.
Свихнуться от духоты можно.
Что делал Анфед в гнилых тальниках?
Круговой дорогой, обойдя кухню, мимо баньки, мимо пустой волейбольной площадки, усыпанной сосновыми шишками, никем не замеченный, добрался до тальникового мыса. Пусто, глухо. Комары попискивают. Вырожденцы – кусать разучились, целиком ушли в писк. Что можно спрятать в таком странном сыром месте? Был при Анфеде вроде мешок, а на пляж вернулся без мешка. Может, притопил в какой луже? Точно! Вот он мешок. Торчит краешком из воды, камнем придавлен.