Великий маг
Шрифт:
Челлестоун, несмотря на его грузность, поднялся первым, довольно резво, тут же встали и остальные.
– Вольно, – сказал я. – Садитесь, господа.
Челлестоун слабо улыбнулся.
– Я счастлив, – прогудел он виноватым басом, – что вы не потеряли чувства юмора. Простите за все, Владимир… если сможете. Впрочем, я на это и не надеюсь.
– Правильно делаете, – ответил я. – Итак, что это значит?
Они переглядывались, бросали друг на друга нервные взгляды. Челлестоун проглотил комок в горле,
– Прежде всего… прошу вас, сядьте. Где угодно. Если хотите, сгоните любого из нас с его места.
– Вас сгонишь, – ответил я.
Они молча смотрели, как я сел. Я некоторое время двигался, устраиваясь поудобнее. На самом деле, конечно, выгадывал секунды, стараясь ухватить как можно больше из ситуации. То, что чувствуют себя явно неловко и даже виноватыми, мне автоматически придает уверенности. И тут неважно, играют виноватых или в самом деле так себя чувствуют, но я ощущаю себя все крепче, а этого хотят и они, и я.
Челлестоун оглядел коллег, но все пятеро отводили взгляды. Он скривился, сказал грубым голосом, который напрасно старался сделать мягче:
– У вас возникли вопросы… Так задайте! Мы здесь, чтобы на все ответить.
– Какие вопросы? – удивился я. – Вы меня похитили, чтобы продать в рабство. Говорят, у вас все еще есть хижины дяди Тома для негров, евреев и коммунистов.
Челлестоун хрюкнул, беспомощно развел руками. Молчание длилось почти минуту, наконец устало заговорил Соммерг. Глаза его показались мне покрасневшими, словно долго смотрел навстречу сухому ветру.
– Хотите правду? – спросил он серым бесцветным голосом. – Так вот получайте ее… Да, весь этот симпозиум был затеян с одной-единственной целью, чтобы выманить вас из России. И мы все, все шестеро, участвуем в этой гнусности. Добровольно участвуем, никто нас не принуждал.
– Странно видеть идейных людей, – сказал я, – в вашем лагере.
Соммерг кивнул, но смолчал, а сказал тихим печальным голосом Живков:
– Дело в том, Володя, что ставки слишком уж высоки.
– Для того, чтобы возникли идеи?
– Идеи, Володя, – сказал Живков, – в благополучном обществе не нужны… почти не нужны. Когда человек сыт, то его ум и душа спят.
– Но я, – сказал я, – человек идейный. До крайности идейный… Кстати, вы считаете, что сойдет с рук?
Он кивнул.
– Еще бы.
– Почему?
– Сами догадайтесь… Россия – не Америка. Это наша страна сразу встает на дыбы, только бы защитить своих граждан. Стоит одному прищемить палец где-нибудь на другом конце света, тут же посылаем ударный авианосец с крылатыми ракетами и сотней самолетов с бомбами точного наведения. Не отпустите нашего – разнесем половину вашей страны!.. А как в этих случаях поступает Россия?
– Значит, – ответил я, – моя любовь крепче. Я ее люблю и такую, хроменькую.
Он поморщился.
– Софистика… Ладно, допустим, вы такой фанатик, но остальные? Остальные в вашей стране, как и в нашей – простое быдло. Которое любит за что-то определенное. Любовь Ромео, который любил Джульетту неизвестно за что, – не для низших классов наших стран. А вы ведь прагматик, верно?
Я смолчал. Он посмотрел удивленно, в моих глазах прочел нечто, что встревожило.
– Владимир, – сказал он пораженно, – нет, этого не может быть!
– Подождем, – ответил я. – Все станет ясно.
Сбоку раздался холодный ясный голос Лордера, оттуда словно бы повеяло холодом:
– Извините, Владимир… Ждать как раз некогда. Раз уж никто не берется сообщить такую нехорошую новость, то… простите, придется мне.
В помещении повисла тяжелая напряженная тишина. Все отводили взгляды, опускали под ноги. Странно, речь явно о моей жизни, но страха нет, я все еще чувствую, что это они в моих руках, а не я в их цепких пальцах.
– Я слушаю, – произнес я.
Мой голос не дрогнул, хотя я сглотнул слюну, а руки держу на коленях, на виду.
– Сами понимаете, – сказал Лордер, его голос тоже звучал ровно, почти бесстрастно, по-деловому, – что мы не можем позволить себе скандала… ну, если вздумаете внезапно собрать пресс-конференцию и рассказать, как вас похитили… Даже то, что собрались на остров ради вас, уже удар колоссальной силы по нашему имиджу!.. Простите, мне очень неприятно такое произносить… гм… вслух…
– Говорите, – поощрил я. – Я все понимаю, но некоторые вещи должны быть сказаны именно вслух.
– Вы покинете этот корабль, – закончил он, – либо нашим союзником, то есть будете работать вместе с нами, либо… за борт. С камнем или якорем, привязанным к ногам.
На меня никто не смотрел, все упорно искали взглядами утерянные сокровища или те смехотворные моральные ценности, которые сумели уничтожить в маленьких людях Юсы и прочих покоренных стран. Лордер некоторое время выдерживал мой взгляд, но лоб его покрылся испариной, рука полезла в карман, что позволило ему перевести взор на платок.
– Да, – проговорил я, – вы мои реакции просчитали достаточно верно… Вам даже не понадобилось подсовывать мне женщину с идеально выверенными реакциями, как обычно делается.
Из другого конца каюты сказал с достоинством Лакло, он быстрее всех вернул себе привычную манеру общения:
– Владимир, вы нас недооцениваете!
Я смотрел вопрошающе. Соммерг пояснил:
– Здесь на острове – было бы слишком явно. Ее подсунули намного раньше.
– Неужто Кристина?
– Да.
– Ух ты!.. А я уж подумывал, что пашет на ФСБ или ГРУ… Давно трудится на этом поприще?