Великий натуралист Чарлз Дарвин
Шрифт:
Гексли всё время внимательно и спокойно слушал.
«Считает ли он, что он сам происходит от обезьяны со стороны дедушки или со стороны бабушки?» — еще более неожиданно бросил ему епископ.
Оглушительный взрыв хохота и рукоплесканий наградил оратора за эту выходку.
Гексли был вне себя от негодования, больше он не мог молчать.
Епископ же окончил свою речь заявлением, что взгляды Дарвина противны религии.
Медленно, спокойно и серьезно начал свою речь Гексли. Он говорил: «…дарвиновская теория — не отвлеченная теория; она лишь связывает нитью рассуждения огромное количество фактов разного рода… Теория эта сложна и многостороння.
Гексли указал на ряд грубых ошибок, допущенных епископом в его речи.
Цветковых растений в каменноугольную эпоху вообще не было, поэтому нельзя говорить о цветках и плодах того времени; кровь не испаряется в форме телец; коротконогие овцы Америки, о которых говорит Дарвин, пример, известный в литературе и практике.
«Что же касается происхождения человека от обезьяны, то, конечно, это не надо понимать так грубо. Здесь речь идет только о происхождении человека через тысячи поколений от общего с обезьяной предка».
«Но если бы этот вопрос мне был предложен, не как предмет спокойного научного исследования, а как предмет чувства, то я бы ответил так».
Зал замер в ожидании, что ответит этот высокий, худой, еще молодой человек, так серьезно и с достоинством говоривший:
«Человек не имеет причины стыдиться, что предком его является обезьяна».
В самых отдаленных уголках зала услышали отчетливый голос Гексли: «Я скорее бы стыдился происходить от человека, человека беспокойного и болтливого, который, не довольствуясь сомнительным успехом в своей собственной деятельности, вмешивается в научные вопросы, о которых он не имеет никакого представления…»
Студенты и часть публики разразились бурей аплодисментов, по достоинству оценив удар, направленный на епископа.
А Гексли громко заключал: «…чтобы только затемнить их своей риторикой и отвлечь внимание слушателей от действительного пункта спора красноречивыми отступлениями и ловким обращением к религиозным предрассудкам…»
Т. Г. Гексли
Аплодисменты молодежи гремели.
Многие из присутствовавших были смущены всем произошедшим. По чувству справедливости они должны были признать, что епископ позволил себе «неджентльменскую выходку, назвав бабушку и дедушку Гексли обезьянами». Следовательно, он заслужил ответ Гексли. И все с жаром обсуждали слова епископа и ответ Гексли.
Когда волнение несколько улеглось, председатель попросил высказаться Гукера.
Гукер не заставил себя просить. Он коротко и резко сказал, что, очевидно, епископ Уильберфорс совсем не читал «Происхождения видов», а берется судить об этом произведении, к тому же не зная элементарных основ ботаники. Гукер заявил, что он признает теорию Дарвина, так как она объясняет многие факты из жизни и строения растений, а в особенности факты географического распределения их на земном шаре.
< image l:href="#"/> Карикатура на оксфордский диспут,
Выступил еще натуралист Леббок и в простой, ясной форме поддержал теорию Дарвина.
Епископ молчал. Собрание было закрыто.
Многие студенты и ученые в этот день «обратились» в новую веру; и долго еще раздавались восторженные восклицания молодежи в честь Гексли.
Урок, полученный епископом, показал, что несведущие люди не должны браться за критику учения, в котором они не в состоянии разобраться.
В отношении лондонского общества наметился явный перелом в пользу Дарвина. Победа в Оксфорде подняла дух и самого Дарвина.
Дарвин писал Гексли: «Оксфорд имел большое значение, показав, что несколько перворазрядных людей не боятся высказать свое мнение».
И в другом письме к тому же Гексли: «Я часто думаю, что друзья мои (а вы более всех других) должны меня ненавидеть за то, что я поднял столько грязи и причинил им столько отвратительного беспокойства… Но надо помнить, что если бы не поднял этой грязи я, кто-нибудь другой вскоре сделал бы это».
Прошло еще несколько лет, и даже для врагов Дарвина стало ясным, что его работы имели огромное значение для развития всех областей естествознания. Они дали могучий толчок науке. К половине шестидесятых годов эта теория явно брала верх. Один за другим выступали ее единомышленники с произведениями, в которых они держались точки зрения естественного отбора при объяснении явлений природы. В Англии Гукер в своих ботанических исследованиях, Гексли — в зоологических статьях и лекциях весьма способствовали распространению новых взглядов среди широких масс. К этим ученым примкнул геолог Рамзей.
Что касается Лайеля, то для Дарвина давно уже было ясным, что тот согласен с ним. Ведь он, Лайель, сам настаивал на публикации «Происхождения видов»! В письмах он постоянно возвращался ко всем деталям этого вопроса, проявляя горячий интерес. Но было непонятно, почему же он молчит? Почему не заявит во всеуслышание, что признает новое учение?
Авторитет Лайеля в научных кругах был очень большой, и его слово могло бы быть таким полезным! Дарвин и все его друзья особенно ожидали выхода в свет книги Лайеля «Древность человека», надеясь, что здесь он выскажет свое мнение. На этот труд надеялись и противники Дарвина. Те и другие ждали слова Лайеля и были разочарованы. Об интересующем всех вопросе он сумел промолчать в первом издании. Но во 2-м издании «Древность человека» автор высказал уверенность в том, что теория будет скоро признана всеми учеными. Лайель «пошел на полдюйма дальше», — иронизировал Дарвин по поводу этой долгожданной публично сказанной фразы.
Уже в 1863 году один английский зоолог-любитель писал: «Состояние научных взглядов самое любопытное. Дарвин побеждает всюду и разливается, как поток, силой истины и фактов».
Большинство натуралистов начинало склоняться в пользу дарвиновской теории. В 1868 году Гексли сообщал Дарвину о своих впечатлениях от съезда натуралистов в Норвиче: «Один был недостаток — ужасный „дарвинизм“, преобладавший в секции (где председательствовал Гукер) и вылезавший там, где его и не ожидали, даже в докладе Фергюссона „о буддийских храмах“.