Великий обман. Чужестранцы в стране большевиков
Шрифт:
Гости шли по второму этажу Первого корпуса Кремля (до революции он назывался Сенатским), построенного в 70-е – 80-е годы XVIII века архитектором Матвеем Казаковым. Рабочему кабинету Сталина предшествовала просторная приемная (в ней сидели начальник личной охраны вождя В. Н. Власик и его помощник А. Н. Поскребышев) и так называемый предбанник, где дежурили офицеры охраны, которые предлагали посетителям сдать оружие, если таковое имелось.
Окна сталинского кабинета выходили на Арсенал.
В 1933 году по указанию Сталина в здании сделали перепланировку, изменили интерьеры: стены обили дубовыми панелями со вставками из карельской березы, двери установили
Стенограмма двухчасовой встречи ни тогда, ни после не была обнародована – видно, Бернард Шоу наговорил чего-то такого, что Сталина никак не устраивало. А может, и не он, а леди Астор – первая женщина, ставшая депутатом Палаты общин, известная своим острословием. «Если бы я была вашей женой, Уинстон, – сказала она однажды Черчиллю, – то подсыпала бы вам яд в кофе. – А если бы я был вашим мужем, – ответил тот, – то выпил бы его».
Сам Шоу в своих воспоминаниях пишет, что беседа началась с яростной атаки леди Астор, которая сказала, что большевики не умеют обращаться с детьми. Сталин на мгновение опешил, а потом произнес «с презрительным жестом»: «В Англии вы бьете детей».
Вот, оказывается, откуда у нас пошла эта манера – отвечать на обвинение обвинением – «а у вас негров бьют».
О встрече со Сталиным есть еще одно свидетельство, согласно которому леди Астор фактически назвала вождя убийцей, задав ему такой вопрос, который переводчик сперва даже не решился перевести. «Когда вы прекратите убивать своих подданных?» – спросила она. На что Сталин ответил довольно-таки уклончиво: «В нашей стране идет борьба с нарушителями конституции. Мир наступит, когда нарушения прекратятся».
Спустя три года Сталин принимал Герберта Уэллса. Согласно опубликованной стенограмме их беседы, вождь заметил (сознательно, зная об их давнем соперничестве с Шоу): «Не для того, чтобы вам польстить, а совершенно искренне должен сказать вам, что разговор с вами мне доставил большее удовольствие, чем разговор с Бернардом Шоу». Уэллс не замедлил с ответом: «Наверное, леди Астор никому не давала слова сказать».
…Приведу еще один пример, когда Шоу огорошил сопровождавших его лиц неожиданным парадоксом. «Вы, наверное, с ума сошли, что прославляете восстание теперь, когда революция – это правительство? – сказал он своим спутникам при посещении Музея революции. – Вы что, хотите, чтобы Советы были свергнуты? И разве благоразумно учить молодежь, что убийство Сталина будет актом бессмертного героизма? Выбросьте отсюда всю эту опасную чепуху и превратите это в музей закона и порядка».
«Русские не так глупы…»
Вернувшись в Лондон, Бернард Шоу не преминул сообщить послу СССР в Великобритании Ивану Майскому, что был принят в СССР как «королевская особа», а для публики прочел полуторачасовой доклад о поездке, где рассказал о том, что ему еще понравилось. «В России нет парламента или другой ерунды в этом роде. Русские не так глупы, как мы».
За десять лет до того Шоу ровно за то же самое расхваливал Ленина. «В данный момент есть один только интересный в самом деле государственный деятель Европы, – писал он в статье “Ужасы Советской России”. – Имя его – Ленин». А все потому, что «в России нет выборов. …Нет никакого смысла ждать, пока большинство народа, очень мало понимающее в политике и не интересующееся ею, не проголосует вопроса…».
«После
Может, и выставил, но дураком в практическом смысле он никак не был. Во всяком случае Сталин приказал перечислить Шоу в Англию гонорар за изданные в СССР сочинения – 10 тысяч фунтов стерлингов. И это при том, что СССР не присоединился к Бернской конвенции 1886 года об авторском праве и авторское вознаграждение зарубежным писателям не платили.
Первое интервью по возвращении из СССР Шоу дал еще в Берлине. Отвечая на вопрос, верны ли слухи по поводу голода в СССР, Шоу заметил: «Помилуйте, когда я приехал в Советский Союз, я съел самый сытный обед в моей жизни!» Фактически он повторил то, что говорил в Колонном зале, рассказывая, как всхлипывающие родственники собирали его в дорогу, нагружая корзинами еды, подушками и палатками, и что все это пришлось выбросить за ненадобностью.
В это самое время в стране массового голода и вправду не было – еще не было, – но два года спустя, в его разгар, в 1933 году, Шоу в открытом письме в газету The Manchester Guardian вновь утверждал, что никакого голода там нет и в помине. Он отрицал, что «Россия на хлебе и воде», и славил коллективизацию как «превращение шахматной доски с малюсенькими квадратиками захудалых хозяйств в огромную, сплошную площадь, дающую колоссальные результаты».
В том же интервью он заметил, что Сталин – «очень приятный человек, гигант», тогда как «все западные деятели – пигмеи». Мог ли Шоу не понять, что перед ним диктатор, или это у него такой английский юмор, когда иронические замечания высказываются с совершенно невозмутимым лицом? И то и другое возможно, ведь он давно уже разочаровался в парламентской демократии и потому видел в «коммунистическом эксперименте» спасение от «коллапса и распада» цивилизации. И не только в коммунистическом. «Проблемы решают» диктаторы, – говорил он, – путь к утопии лежит через диктатуру. В 1933 году Шоу назвал Гитлера «выдающимся и очень способным человеком». «Я сужу о Муссолини, Кемале, Пилсудском, Гитлере …по их способности обеспечить товары, а не по представлениям о свободе. Сталин обеспечил товары так, как еще десять лет назад было невозможно; и я снимаю перед ним шляпу».
Не только Шоу вернулся домой поклонником Сталина, но и сам стал сталинским любимцем. Спустя несколько лет, после заключения пакта с Германией, Сталин напишет передовую для «Известий» (9 октября 1939 года), в которой процитирует статью Шоу, где тот призывает английское правительство «заключить мир с Германией и со всем остальным миром». «Следует признать, – напишет Сталин, – что Бернард Шоу во многих отношениях прав». И особенно в том, что критиковать нужно не нацистскую Германию, а «“демократические” правительства Запада». Именно так, не надо критиковать Германию Гитлера…
Крамольные вопросы (декабрь, 1931)
«Сталин производит впечатление человека, который находится на своем месте». В октябрьском выпуске журнала Esquire за 1933 год был опубликован очерк Эмиля Людвига под названием «Человек по имени сталь». Он описывает Сталина с явной симпатией, что, возможно, отчасти объясняется своего рода стокгольмским синдромом. «…Несмотря на то что он обладал властью, которая позволила бы ему в любой момент бросить меня в тюрьму, – пишет он, – меня не оставляло желание ему помочь».