Великий обман. Научный взгляд на авторство священных текстов

Эрман Барт Д.

Имитирование авторского стиля может создать известное затруднение для распознания подделок. Но на самом деле далеко не все были так искусны. Точно так же, как большинство людей не смогло бы подделать Рембрандта, даже если бы от этого зависела их жизнь, мало кто способен писать в точности как Аристотель, Плутарх или Павел.

Второй уловкой служило включение в текст некоей правдоподобности. Термин «правдоподобность» относится к заявлению, комментарию или неформальному замечанию, которые призваны сделать текст очень похожим на тот, который вы ожидали бы увидеть от предполагаемого автора. Так, подделыватели оставляли личные комментарии адресатам письма, даже если на самом деле они его никому не посылали. Зачем говорить, что вы будете молиться о получателе письма во всё время его преследования, если вы не посылаете его никому, кто подвергается гонениям? Потому что если вы так скажете, это прозвучит именно так, будто вы пишете кому-то, кто гонения испытывает! Зачем просить об одолжении человека, которому вы на самом деле не пишете? («Привет, Иаков, обязательно поприветствуй за меня свою мать и не забудь принести мне книгу,

которую я забыл у вас дома».) Потому что нет ничего лучше, что бы могло придать письму вид подлинного. Зачем придумывать имена адресатов, ваши прежние связи с ними, вспоминать какой-то совместный опыт и тому подобное? Потому что всё это придаст письму убедительности, создаст впечатление, что вы и вправду пишете именно этому человеку, именно сейчас и именно при описываемых условиях, даже если пишете вы тремя столетиями позже, ни к кому конкретно не обращаясь.

Мы уже видели один пример «правдоподобности» несколько выше. Во Втором послании Фессалоникийцам и Апостольских Постановлениях спустя три столетия псевдонимный автор призывает своих читателей не читать псевдонимных писаний. Или, если быть более точным, не читать подделок. Зачем? В частности, затем, чтобы дать читателям меньше поводов заподозрить подделку. Да, это тоже род «правдоподобности».

Последняя уловка, к которой прибегают некоторые подделыватели, это рассказ о чудесной находке. Если книга появляется на этой неделе и говорит о себе, что написана двести лет назад, каждый поинтересуется, где же она была всё это время. Поэтому мошенники иногда начинают или заканчивают свой текст описанием событий, приведших к исчезновению и обретению книги. Например, автор может начать книгу с описания сна, в котором ему повелевается глубоко копать с южной стороны дуба, что стоит в поле у ручья близ его фермы. Когда он выкопал яму, то нашёл в ней старинный деревянный ящичек, а внутри ящичка обрёл поврежденный временем манускрипт. Теперь он переписывает этот манускрипт от руки и видит, что это откровение самого Христа, данное апостолу Иакову и доселе скрытое от мира.

Затем книга подписывается именем Иакова, как «переписал» с манускрипта «нашедший» его человек. Книга неизвестна, конечно, поскольку была всё это время скрыта, зато теперь вот она, явилась миру. Вернее, не она, а книга, написанная мошенником, выдающим себя за Иакова и рассказавшим всю эту историю, чтобы объяснить, почему раньше никто об этой книге не слышал.

Взгляды древних на подлог

Я уже упоминал, что ученые иногда решительно избегают употреблять термин «подлог» из-за его смысловой близости к «фальшивке» по отношению к псевдоэпиграфам. Ниже я поясню более развернуто аргументацию ученых, не желающих подразумевать в этих книгах фальшивку. Это будет в четвертой главе, когда у нас уже накопится пара глав материалов, которые помогут разобраться с обоснованностью их мнения. Оказывается, многие специалисты по Новому Завету, высказывающиеся так о подлогах («В этом не было намерения обмануть», «Никто не подразумевал в этом лжи», «Это не было оскорблением читателя»), просто никогда не читали древних источников на данную тему. По мере чтения этой книги должно стать совершенно ясно из самих древних текстов, что хотя подлоги широко практиковались, они так же широко осуждались и расценивались, как ложь. Здесь для начала я хочу просто дать несколько примеров того, что древние думали и говорили о подлогах, а количество этих примеров при желании можно многократно увеличить.

Первый момент, обращающий на себя внимание, заключается в том, что литературные подлоги осуждает практически любой автор, который упоминает о них. Есть несколько исключений, но мы поговорим о них отдельно в четвертой главе, и эти исключения уж действительно чрезвычайно исключительны, как станет видно. В целом же преобладающий дискурс в отношении подлогов в Древнем мире противостоял им и видел в них лишь обман и беззаконие. Это не означает, конечно, что никто не занимался подлогами, ведь адюльтер сейчас тоже обычно рассматривается как предосудительный обман, однако многих это не останавливает. Несмотря на всеобщее осуждение, практика подлогов процветала в Древнем мире.

Один из известных примеров есть у древнеримского врача Галена, которого мы уже упоминали. В дошедшем до нас автобиографическом очерке он рассказывает, как однажды подлог попался ему самому. Как-то раз он шел по римской улочке и увидел в окне книжной лавки двух людей, спорящих о книге, якобы написанной Галеном. Один горячо доказывал авторство Галена, другой настаивал, что авторский стиль совсем не его и Гален этого не писал. Сам Гален чрезвычайно разволновался, поскольку не писал той книги, и, придя домой, немедленно сел писать трактат, который нам хорошо известен поныне и иногда называется «Как отличить книги, написанные Галеном».

Думал ли Гален, что кому-то позволено писать от его имени книги? Очевидно, что нет. Как и любой другой, кому попадались подделки с его собственным именем. Мы уже упоминали о поэте Марциале, разгневанном попытками других поэтов выдать их стихи за его. Среди христиан возмущенные жалобы на подлоги мы видим у Оригена, Иеронима и Августина. Подлоги так широко осуждались в древности, что их порицали даже их создатели, как в случае с 2 Фес и Апостольскими Постановлениями.

Некоторые ученые настойчиво, хотя и бездоказательно настаивали, что в философских школах это было обычным делом – написать философский трактат и подписать его именем мастера этой школы: Платона, Пифагора и т. д., а не своим, и никто, дескать, не смотрел на это неодобрительно. В четвертой главе мы увидим, что это безосновательные утверждения, и если попросить такого ученого процитировать древний источник в подтверждение подобной античной практики, тот сразу почему-то онемеет [32] .

32

В

главе 4 будут представлены и другие версии, пытающиеся представить такую практику более вероятной и включающей доводы, будто очевидные подделки могут быть оправданы наличием у авторов секретарей, которые имели свой литературный стиль и излагали сказанное им авторами в собственной манере.

Что подлоги всеми осуждались, можно увидеть даже из того, в каких словах описывалась эта практика; по большей части они вполне соответствуют слову «фальшивка». В Греции два самых используемых слова для обозначения литературного подлога звучали как «псевдо», т. е. «фальшивый» или «ложный», и «нофос» , что значит «незаконнорожденный». В последнем случае с коннотациями, близкими знакомому нам слову «бастард» (ублюдок) [33] .

В защиту первого слова некоторые ученые настаивали, что «псевдо» не обязательно имеет негативный смысл заведомой лжи, поскольку иногда использовалось для обозначения просто неверной информации. Да, в некоторых контекстах так и есть. Но с оговоркой, что только в тех контекстах, когда говорящий неправду не понимает сам, что ошибается. А если говорящий неправду прекрасно знает, что это неправда, то «псевдо» имеет то же значение, что и в нашей речи имеет слово «ложь»: намеренный обман или введение в заблуждение читателей и слушателей. И у нас не может быть сомнений относительно коннотаций, связанных здесь с употреблением слова «псевдо» древними. Понимал ли человек, написавший Евангелие от Петра через шестьдесят лет после смерти апостола и утверждающий, что он и есть апостол Петр, что на самом деле он не апостол Петр? Конечно, понимал, если только не был лунатиком. Но он намеренно называл себя чужим именем. По-гречески это называется «псевдо», по-нашему – ложь.

33

К тому же некоторые античные авторы характеризовали сочинение кем-либо текстов под чужим именем при помощи греческих и латинских эквивалентов наших глаголов «сделать» (в смысле «создать», «придумать») или «подделать» (т. е. «сфабриковать»).

Второй термин, «нофос», может немного сбить с толку. Само слово нередко переводится как «фиктивный», что может быть и вполне точно, но не передаёт коннотаций, имеющихся в греческом оригинале и связанных с незаконнорожденным ребёнком. Если внебрачного ребёнка растят его мать и её муж, не являющийся отцом ребёнка, то по происхождению ребёнок не принадлежит к роду своего мнимого отца, они не являются родственниками. Более того, в античности у такого ребёнка не было законных прав. То же относится и к литературному произведению. Если оно идёт под именем автора, который его не писал, то оно не связано с ним никакими узами родства или закона, а связано с кем-то другим, почему и называлось нофосом, незаконным отпрыском.

Оба эти определения негативны, совсем не нейтральны и вполне демонстрируют отношение древних к практике подлогов. Автор подлога производит на свет «фальшивое писание», «ложь», «незаконнорожденного» или «ублюдка». Аналогичные слова, использовавшиеся латинскими авторами по отношению к изготовлению подложных текстов, также переводятся как «лгать», «фальсифицировать», «фабриковать», «подделывать».

Вопреки утверждениям некоторых ученых, подделыватели древности пытались именно обмануть читателей, приписывая авторство авторитетным лицам. Это уже давно установлено действительными специалистами в вопросе древних подлогов [34] , да и здравое рассуждение лишь утвердит в этой мысли. Вспомним мотивацию подделывателей, о которой говорилось выше: тем из них, кто просто хотел посмотреть, как у них это получится, вовсе не было интересно делать свои уловки прозрачными и очевидными, они-то уж действительно хотели обмануть. Те, кто хотел заработать деньги на «подлинном» экземпляре, скажем, диалогов Платона, не заработали бы ни гроша, если бы их подлог был известен. Ну а для тех, кто желал утвердить политический институт или религиозное установление, ссылаясь упомянутым способом на взгляды авторитетного лица, или хотел бы свои взгляды представить в виде авторитетного источника, и вовсе не имело никакого смысла называться собственным, никому не известным именем.

34

Самому полному исследованию уже сорок лет, но с ним пока ещё никто не сравнился и тем более не превзошёл. Большинство специалистов по Новому Завету, увы, никогда не читали его: Wolfgang Speyer Die literarische Falschung im heidnischen und christlichen Altertum. Тоже заслуживает внимания, хотя и не в такой степени, Norbert Brox, Falsche Verfasserangabe: Zur Erklarung der fruhchristlichen Pseudepigraphie (Stuttgart: KBW, 1975). Вместе с работой Armin Baum, Pseudepigraphie und literarische Falschung im fruhen Christentum (Tubingen: Mohr Siebeck, 2001) можно получить максимально полный обзор о всех древних источниках по подлогам. И все они согласны в том, что подделыватели намеренно обманывали своих читателей.

Что подлог совсем не был очевидной вещью, свидетельствуется и теми отрицательными суждениями, которые высказывали о нем древние. Как я говорил раньше, практика подделки осуждалась практически в каждом случае, когда она упоминалась. Более того, реакция на авторов подлогов, когда их всё-таки ловили, показывает совершенно ясно, что в них видели обманщиков и что люди отнюдь не были рады обнаружить, что их водили за нос. Гален и Марциал были в ярости от того, что кто-то подписывал свои произведения их именами, а порой реакция была и более жесткой.