Великий перелом
Шрифт:
— Знаете, сэр, я впервые почувствовал некоторую симпатию к ящерам.
— Не спешите, — посоветовал Мэзер. — Они полезны вам, и это истинная правда. Но они опасные противники, а значит, мы должны стать еще опаснее. Газы, эти вот бомбы… если мы не хотим утонуть, надо хвататься за все, за что сможем.
Это было бесспорно правильно. Но Мэзер тоже не понял, что имел в виду Гольдфарб. Дэвид посмотрел на разведчика. Нет, Мэзер явно не относится к тем, кто одобряет споры на основе исторических
— Спросите Мцеппса, что он и его чешуйчатые друзья будут делать, когда у них закончатся запасные части.
— К тому времени мы уже будем разгромлены, — сказал Мэзер после того, как ящер дал ответ. — Он до сих пор верит их пропаганде, несмотря на потрясение.
— Полагаю, вряд ли можно ожидать от них высказываний о том, что они обречены, — допустил Гольдфарб. — Но если наш очаровательный пленник считает, что мы будем побеждены, почему он сотрудничает с нами? Он ведь помогает воевать со своим собственным народом. Почему не ограничиться сообщением своего имени, ранга и номера в ведомости на жалование?
— Интересный вопрос.
Мэзер воспроизвел несколько звуков паровой машины, обращаясь к Мцеппсу. Гольдфарб засомневался, следует ли задавать вопросы, интересные сами по себе, в дополнение к текущим вопросам по делу. Ящер ответил столь же пространно и даже с некоторой живостью. Мэзер изложил Гольдфарбу суть сказанного:
— Он говорит, что мы — его захватчики и, следовательно, его начальники Ящеры подчиняются начальникам так, как паписты подчиняются папе, но в гораздо большей степени.
Гольдфарб не знал, как католики подчиняются папе. Свое невежество он Мэзеру показывать не стал. Возможно, разведчик неприязненно относится к другим религиям, включая еврейскую. Нельзя, чтобы это мешало выполнению ею работы.
— Как с ними обращаются? — спросил он Мэзера, указывая на Мцеппса. — После того как мы закончим, куда он денется? Как он проводит время?
— Мы привезли несколько ящеров в Дувр для работы с вами, военными исследователями, — ответил Мэзер.
Местоимение «вы» удивило Гольдфарба, который привык считать военными исследователями людей вроде Фреда Хиппла, не относя это название к себе. Он предположил, что для боевого солдата вроде Мэзера любой, кто участвует в войне со счетной линейкой и с паяльником вместо автомата «стэн» и ручных гранат, считается интеллектуалом. Его удивление привело к тому, что он упустил часть фразы, сказанной разведчиком:
— …разместили их в здании кинотеатра, бесполезном при таком недостатке электроэнергии в городе. Они получают тот же паек, что и наши войска, но…
— Бедные дьяволы, — с глубоким сочувствием сказал Гольдфарб. — Это не противоречит
Мэзер хмыкнул.
— Я не удивился бы. Вообще-то они получают больше мяса и рыбы, чем мы. Есть признаки, что они нуждаются в такой диете.
— И я тоже, — мечтательно произнес Бэзил Раундбуш. — О, как я нуждаюсь. Видите, как я страдаю по филею?
Капитан Мэзер вытаращил глаза и попытался продолжить:
— Тем, кто хочет, мы даем имбирь. У Мцеппса к нему привычки нет. Разговаривают между собой. Некоторые играют в карты, в кости и даже в шахматы.
— Это, наверное, не те игры, к которым они привыкли? — решил Гольдфарб.
— Мцеппс рассказал мне, у них есть игра в кости. Другие игры, я полагаю, позволяют им проводить время. Их собственных игр мы им не даем. Не можем. Большинство из них электрические, нет, вы бы сказали, электронные, так? Кто знает, не смогут ли они соорудить из них что-то вроде радиостанции.
— M-м, пожалуй, так. — Гольдфарб посмотрел на Мцеппса. — Он доволен?
— Я спрошу его, — сказал Мэзер, выслушал ответ и рассмеялся. — «Вы что, сошли с ума?» — перевел он.
Мцеппс сказал что-то еще. Мэзер продолжил:
— Он говорит, что он жив, его кормят и не подвергают мучениям, и это гораздо больше, чем он ожидал, когда попал в плен. Он не пляшет на ромашках, но и не получает пинков.
— Довольно честно сказано, — заключил Гольдфарб и вернулся к работе.
Сержант Герман Малдун смотрел сквозь разбитые окна второго этажа Вуд-Хауза в Квинси, штат Иллинойс, вниз по течению Миссисипи, на основание крутого утеса.
— Речной ад, — объявил он.
— Это еще и местный ад, — сказал Остолоп Дэниелс. — Да, окна разбиты вдребезги, но сам дом вряд ли изменился по сравнению с тем, каким он был, когда я последний раз приезжал в этот город, в промежутке между седьмым и девятнадцатым годами.
— Переплеты сделаны на совесть, точно, — согласился Малдун. — И каменные блоки с прокладками из свинца, их где попало не применяют. — Он сделал паузу. — А что вы делали здесь в девятьсот седьмом году, лейтенант, осмелюсь спросить?
— Играл в мяч — что еще? — ответил Остолоп. — Я начал вторым кэтчером за «Квинси Джем» в лиге штата Айова. В первый раз я оказался в стране янки, и — боже! — как я был одинок. Первый кэтчер — его имя Раддок, Чарли Рад-док — сломал большой палец на второй неделе мая. После этого я выбил 360 в месяц, и «Грейс Харбор Грей» из штата Вашингтон купили мой контракт. Северо-Западная лига была класса Б, на два зубчика выше «Квинси», но я все равно жалел, что ухожу.