Великий перелом
Шрифт:
— Принесу тебе цыпленка.
Направляясь к камину, она сильнее, чем прежде, раскачивала бедрами на ходу.
Через минуту подошла Наоми.
— О чем вы так смеялись? — спросила она.
Гольдфарб почувствовал облегчение, услышав скорее любопытство, чем подозрение в ее голосе. Он рассказал ей всю правду: если бы он этого не сделал, она узнала бы все от Сильвии. Наоми рассмеялась тоже.
— Сильвия такая забавная, — сказала она, а затем, понизив голос, добавила: — Временами, может, даже и слишком забавная, ей во вред.
—
Гольдфарб полез в карман за банкнотами. Со времени нашествия ящеров цены головокружительно взмыли вверх, и жалование специалиста по радарам и близко не соответствовало им. Но даже теперь бывали времена, когда паек, который он получал, уже не лез в горло.
— Между прочим, — спросил он, положив деньги на стойку, — а на что получше я бы мог их истратить?
— На меня, — ответила Наоми.
Если бы такой ответ дала Сильвия, то он был бы откровенно корыстным. Наоми же не беспокоило, что у него нет доходов маршала авиации. Это — как и многое другое — и делало ее такой притягательной для Дэвида. Она спросила:
— У тебя есть новые сведения о твоем кузене, о том, который делал радиопередачи для ящеров?
Он покачал головой.
— Моя семья выяснила, что он пережил нашествие, — это все, что я знаю. Но вскоре он, его жена и сын исчезли. Никто не знает, что с ними стало.
— Никто не знает, — повторила с осуждением Наоми, а Гольдфарб вцепился зубами в цыплячью ногу. — Может быть, никто не говорит, но кто-то ведь знает. В этой стране люди беспричинно не исчезают. Иногда я думаю: вы не знаете, как вам повезло, что здесь все обстоит именно так.
— Я — знаю, — сказал Гольдфарб, и через мгновение Наоми кивнула, соглашаясь с ним. Он улыбнулся ей, хотя и кривовато. — В чем же дело? Ты снова принимаешь меня за англичанина?
Слегка волнуясь, она кивнула снова. Он перешел на идиш:
— Если мы выиграем войну и у меня будут дети, а может быть, и внуки, они будут принимать это как само собой разумеющееся. Мы… — Он покачал головой.
— Если у тебя будут дети, а может быть, и внуки… — начала Наоми и остановилась.
Война ослабила моральные нормы всех, но они все же находились не на передовой. Гольдфарб иной раз об этом жалел.
— Не нальешь мне еще пинту, пожалуйста? — попросил он.
Временами тихий разговор — или короткие реплики, которыми они обменивались в промежутках между обслуживанием других посетителей, — был не хуже любого другого, а может, даже и лучше.
О Сильвии он так думать не хотел. Сильвия вызывала у него одно-единственное желание: стянуть с нее лифчик и трусики и… Он почесал голову, раздумывая, в чем же разница между двумя девушками.
Наоми подала ему горького. Он отпил глоток и поставил
— Должно быть, любовь, — сказал он, но она не услышала.
Артиллерия изматывала Расу на базе Флориды огнем с севера. Большие Уроды действовали с умом, перемещая орудия с боевых позиций до того, как огонь контрбатарей нащупывал их, но против ударов с воздуха они мало что могли предпринять. У Теэрца было две емкости для ракет под крыльями истребителя. Ракеты относились к одному из простейших видов оружия в арсенале Расы: они даже не имели средств наведения, но если с избытком засыпать ими местность, они свое дело делали. Из-за простоты даже тосевитские заводы могли выпускать их в больших количествах. Оружейники теперь их любили, и не только потому, что их было в достатке.
— Я нашел заданную цель визуально, — доложил Теэрц своим командирам, — приступаю к пикированию.
Ускорение вдавило его в сиденье. Большие Уроды знали, что он уже здесь. Зенитные снаряды стали рваться вокруг истребителя. Больше всего, как он заметил, разрывов было позади. Несмотря на все старания, тосевиты редко попадали в истребитель, когда палили по нему. Это помогало пилотам Расы оставаться в живых.
Он опустошил всю первую емкость. Казалось, волна огня обрушилась от самолета на позиции артиллерии. Машина слегка качнулась в воздухе, затем выпрямилась. Автопилот вывел ее из пике. Теэрц сделал круг, чтобы осмотреть нанесенный урон. Если бы он оказался недостаточным, пришлось бы сделать еще один заход и опустошить вторую емкость.
На этот раз второго захода не понадобилось.
— Цель уничтожена, — сказал он с удовлетворением. Зенитки по-прежнему били по нему, но он не беспокоился. — Запрашиваю новую цель.
Голос, ответивший ему, не принадлежал руководителю полетов. Через мгновение он его все же узнал: с ним говорил Ааатос, самец из разведки.
— Командир полета Теэрц, у нас… возникла одна проблема.
— В чем же непорядок? — потребовал ответа Теэрц.
Вечность, которую он провел в японском плену — не говоря уже о привычке к имбирю, которую он приобрел на Тосев-3, — выработала в нем нетерпимость к напыщенному стилю речи.
— Я рад, что вы в воздухе, командир полета, — сказал Ааатос, очевидно, не желая давать прямого ответа. — Вы помните наш недавний разговор на травянистой поверхности недалеко от взлетно-посадочной полосы?
Теэрц задумался.
— Помню, — сказал он. Внезапное подозрение охватило его. — Вы же не собираетесь сказать мне, что темнокожие Большие Уроды взбунтовались против нас, правда?
— Увы, — печально сказал Ааатос. — Вы были правы тогда в своем недоверии к ним. Я соглашаюсь с этим. — Для самца из разведки согласиться с чем-либо было невероятной уступкой. — Их отряд был развернут строем против американских Больших Уродов, и, изображая бой, они пропустили вражеских тосевитов к нам.