Великий перелом
Шрифт:
— Да, сэр, — ответил Гровс. — Если вы попытаетесь завести мотор джипа, у которого нет карбюратора, вы не доберетесь дальше того места, до которого можно дойти пешком.
Грязь, покрывавшая лицо Брэдли, делала его улыбку еще ярче и приветливее.
— Достаточно честно, — сказал он. — Мы будем делать все возможное, чтобы избежать ее применения, — мы провели контрнаступление в районе Кайова, это чуть южнее, и у меня есть некоторые надежды. Ящеры испытывают трудности на равнинах к юго-западу от Денвера, и в этом районе они до сих пор не смогли реорганизовать войска. Мы можем нанести
Гровс стряхнул землю, прилипшую к рубашке и брюкам.
— Я сделаю то, что вы скажете, сэр.
Эти слова дались ему нелегко. Он привык быть самой крупной военной рыбой в денверском пруду. Но он мог защитить его от ящеров не лучше, чем Брэдли управился бы с проектом Металлургической лаборатории.
Брэдли подозвал адъютанта.
— Джордж, доставьте генерала Гровса обратно в Денверский университет. Он будет ожидать там нашего приказа, в зависимости от развития ситуации.
— Да, сэр. — Джордж выглядел пугающе чистым и отглаженным. Он отдал честь и повернулся к Гровсу. — Если вы пойдете со мной, сэр…
Их ожидал джип. Гровс вздохнул с облегчением: по делам службы ему приходилось большую часть дня разъезжать в седле, а поскольку он был очень толстым, то верховая езда не доставляла радости ни ему, ни лошади. Но на обратном пути он то и дело посматривал на небо. Ящеры взяли моду обстреливать автомобили.
Ему удалось вернуться в университетский городок в целости.
В этот вечер сильный грохот орудийных залпов доносился с юго-востока, а вспышки света на горизонте напоминали далекую зарницу. Гровс поднялся на крышу Научного центра, но ничего нового не увидел. Он надеялся, что это заградительный огонь, а не что-то другое.
На следующее утро, когда солнце еще не взошло, его разбудил помощник.
— Сэр, генерал Брэдли у телефона.
Гровс зевнул, протер глаза, провел руками по волосам, пригладил непослушные усы, которые щекотали ему нос. К моменту, когда он взял трубку телефона, примерно через сорок пять секунд после пробуждения, голос его уже звучал уверенно и связно, хотя сам уверенности пока не ощущал.
— Гровс у телефона.
— Доброе утро, генерал, — прозвучал голос Брэдли на фоне помех, причиной которых был, скорее всего, телефон — так, по крайней мере, он надеялся. — Вы помните о том багаже, который мы обсуждали вчера. Похоже, его требуется доставить нам.
Сон сняло как рукой.
— Да, сэр, — сказал он. — И как я вам докладывал, мы готовы. Э-э, вы хотите получить его собранным или я должен послать частями?
— В собранном виде будет быстрее, не так ли? — Не ожидая ответа, Брэдли продолжил. — Лучше доставить его так. Мы хотели бы открыть его как можно скорее.
— Да, сэр. Я так и сделаю, — сказал Гровс и положил трубку.
Он скинул пижаму и начал надевать форму, ворча на бесполезную трату времени, требуемого на одевание. Если Гровс в деле, он никогда не мешкает. Он пулей пронесся мимо своего помощника, не сказав даже «доброе утро», и направился на перерабатывающий завод, где хранилась последняя атомная бомба.
Сердце Лю Хань колотилось, когда она подходила к павильону маленьких чешуйчатых дьяволов, который портил красоту острова посередине озера в Запрещенном Городе. Повернувшись к Нье Хо-Т’ингу, она сказала:
— По крайней мере, мы одержали настоящую победу против маленьких дьяволов.
Нье бросил взгляд на нее.
— Ты имеешь в виду свою победу. Она мало что значит в народной борьбе против империалистической агрессии, разве что сможем выжать из нее кое-что для наших пропагандистских целей.
— Моя победа, — согласилась Лю Хань.
Насколько она знала, он ставил идеологию и социальную борьбу впереди любви, будь то любовь между мужчиной и женщиной или между матерью и ребенком. Большинство членов центрального комитета разделяли его взгляды. Лю Хань иногда задумывалась, являются ли они на самом деле людьми.
— Я надеюсь, что ты не допустишь, чтобы твой личный триумф стал для тебя важнее дела, которому ты служишь, — сказал Нье.
Возможно, он был менее подчинен чувствам, чем обычный человек, а может быть, просто держал их в крепких вожжах, — но он был далеко не глуп.
Маленький чешуйчатый дьявол направил автоматическую винтовку на приближающихся людей. На приличном китайском он приказал:
— Вы войдете в палатку. Вы дадите нам посмотреть, что вы не несете скрытого оружия с собой. Вы пройдете через эту машину.
И он показал на контролирующее устройство.
Лю Хань уже однажды проходила через него, Нье Хо-Т’инг — много раз. Никто из них никогда и не пытался пронести тайно оружие. У Нье была информация, что машина начнет издавать дьявольский шум, если обнаружит что-либо опасное. И пока Народно-освободительная армия не нашла способа обмануть ее. Лю Хань подозревала, что раньше или позже это произойдет. На дело коммунизма работали и очень умные люди.
Машина молчала. За нею стоял еще один вооруженный маленький дьявол, который сказал:
— Проходите.
Слово прозвучало невнятно, но ошибиться в значении жеста было невозможно.
В палатке маленький чешуйчатый дьявол по имени Ппевел сидел за столом, возле которого Лю Хань его видела в прошлый раз. Рядом сидел самец с куда более скромной раскраской тела — его переводчик. Ппевел заговорил на своем шипящем и щелкающем языке. Переводчик перевел его слова на китайский.
— Вам надо быть сидящими.
Он показал на два необыкновенно пышных кресла, стоящих перед Нье и Лю Хань. Они отличались от тех, которые были здесь при первом посещении Лю Хань, и, вероятно, означали более высокий статус посланцев Народно-освободительной армии.
Лю Хань почти не заметила этого. Она надеялась увидеть за столом вместе с Плевелом Томалсса и даже надеялась увидеть свою дочь. Она задумалась, как же должен выглядеть ребенок, матерью которого была она, а отцом — иностранный дьявол Бобби Фьоре. Затем ее потрясла поистине ужасная мысль: а что, если маленькие дьяволы решили заменить рожденного ею ребенка другим, такого же возраста и вида? Как она сможет это определить?