Великий поход за освобождение Индии
Шрифт:
— Что ж, Сталин так Сталин, — со вздохом проговорил Брускин. Он не мог оставить вдвоем Наталью и Новика.
ПОСЛЕ ИЗВЕСТНЫХ НАМ НЕПРИЯТНОСТЕЙ В ГИМАЛАЯХ И ПОТЕРЬ ЖИВОЙ СИЛЫ ПРИ ПЕРЕХОДЕ ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ СОСТАВ ОСОБОГО КОРПУСА УМЕНЬШИЛСЯ НЕ ТОЛЬКО ЧИСЛЕННО, НО И СОКРАТИЛСЯ ОРГАНИЗАЦИОННО — ТЕПЕРЬ В НЕМ БЫЛО ТОЛЬКО ТРИ НЕ ПОЛНОСТЬЮ УКОМПЛЕКТОВАННЫЕ КАВАЛЕРИЙСКИЕ ДИВИЗИИ. ПО ЭТОЙ ЖЕ ПРИЧИНЕ БЫЛИ НАЗНАЧЕНЫ НОВЫЕ КОМАНДИРЫ. В ПЕРВЫЙ НА СВОЕМ ПУТИ ИНДИЙСКИЙ НАСЕЛЕННЫЙ ПУНКТ ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ НОВИКОВ ВСТУПИЛ
Штат Раджастхан. Селение Курукшетр.
1 ноября 1920 года.
Курукшетр сплошь заполонили подводы, пушки, тачанки и снедаемые любопытством к чужой жизни красноармейцы.
Индийцы ошалели от непрошеных гостей, которые щедро угощали их сухарями, сахаром, табаком, и в свою очередь давали пожевать бетель, одаривали кокосовым вином.
Заходили в хижины, похожие на украинские мазанки, но не беленые и нищие до боли в груди, выходили во двор, вздыхали, обсуждали.
— А ты говоришь — три урожая! У нас в деревне последняя голытьба и та лучше живет. Вот тебе и три урожая!
— А ты разве не слыхал, что Брускин говорил: у них свои попы, свои помещики, а сверху еще англичанка. И все с бедного индуса шкуру дерут.
— Да не нужны они, три урожая! У нас хоть в бедности, зато зимой на печке отоспишься, заодно бабе пузо намнешь.
— Да у них детишек, гляди, не меньше нашего.
— Когда только успевают?
— Это было б желание, а успеть всегда можно.
Особенно много собралось народу у слона. Двое жестоко спорили.
— А что? Валенки ему свалять, тулуп из овчин пошить — вот и перезимует!
— Это ж сколько овчин пойдет, ты посчитай!
— Ничего, собрать можно. А зато дров на нем навозишь! За один раз возов пятнадцать небось уволокет. Ух и сила! А навозу от него сколько — это ж страшно подумать. Не, назад пойдем, я одного возьму, точно!
— А все говорили: Индия — страна чудес, — недовольно ворчал комдив Колобков. — А где они, эти чудеса? Даже куры вон как у нас. — И он махнул рукой в сторону мирно копающихся в пыли трех хохлаток и одного кочета. Те испугались, видно, и, шумно захлопав крыльями, вдруг взлетели вверх свечкой и застыли, порхая, в зените. Колобков задрал голову и смотрел, открыв рот, придерживая рукой буденовку, чтобы не свалилась.
На выезде из села красноармейцы что-то весело и споро строили, там пели пилы, стучали топоры.
Брускин разговаривал со старым индийцем по-английски и переводил комдивам Новикову, Колобкову и Ведмеденко.
— Он говорит, что их селение несет на себе, как это... проклятие... Потому что здесь произошла однажды страшная битва. Во-он там, на том поле. Одно войско возглавлял бог Кришна, а другой лучший из людей... Арджуна...
— Это как же... бог с человеком? — не понял Новик.
— Да сказка это, —
Скорбно глядя на то поле, индиец продолжал медленно говорить, а Брускин переводил, с трудом подбирая слова:
— И в одном войске и в другом были отцы, и дети, и родственники... И они убивали друг друга. С тех пор над селом лежит проклятие!
— Гражданская, значит, — сообразил Колобков. — Когда это было-то?
Брускин перевел. Индиец ответил. Брускин не поверил и переспросил. Индиец повторил. Брускин улыбнулся и перевел:
— Пять тысяч лет назад!
Все весело захохотали. Индиец смотрел удивленно.
— Памятливый вы народ, индусы, ох памятливый! — прокричал ему сквозь смех Колобков.
— Нам нужен очень бедный человек, — вновь обратился Брускин к индийцу.
— У нас все бедные, — с достоинством ответил тот.
— Нам нужен самый бедный человек, — настаивал комиссар.
Старик задумался, посмотрел по сторонам и показал пальцем на бредущего в их сторону человека. Бедняга был так худ, что его покачивало при каждом шаге, а его обтянутый кожей скелет не был обременен и единой ниткой мануфактуры. Колобков присвистнул от удивления. Ведмеденко почесал стриженый затылок.
— Вот уж правда гол, как сокол, — высказался Новик.
На следующий день на выходе из села была устроена арка, украшенная кумачом и пальмовыми ветками. В центре наверху был водружен обрамленный цветами портрет Сталина. Рядом на небольшой кумачовой трибуне стояли комиссар Брускин и начштаба Шведов, а между ними, поддерживаемый плечами, тот самый бедный селянин. Впрочем, узнать его было непросто, потому что был он одет с головы до ног в новенькую красноармейскую форму.
Брускин выступал горячо и страстно, сжимая в руке кожаный картуз:
— Советская власть сделала свой первый шаг по полуострову Индостан! Пройдет совсем немного времени — и многострадальный индийский народ с нашей братской помощью сбросит со своей шеи тяжкое английское ярмо и вольется в ряды советских народов земного шара!
Иван сидел на лошади во главе своей дивизии.
— Наталь Пална! — окликнул он Наталью, проезжающую мимо шагом на своей белой кобыле.
Наталья улыбнулась и подъехала.
— А это кто такой? — Новик показал пальцем на портрет Сталина.
— Эх, комдив, комдив, — покачала головой Наталья. — Уж кто-кто, а ты должен знать. Это же товарищ Сталин, наш наркомнац.
— А индусы говорят — Ленин, — понизив голос, сообщил Новик.
— Так разве ты не понял: у нас весь ЦИК в Гималаях под землю провалился, остался один ящик со Сталиным. А наглядная агитация нужна? Нужна. Поэтому Григорь Наумыч решил вешать Сталина, а индусам говорить, что это Ленин. Во-первых, они его все равно не видели, а во-вторых, дело ведь не в отдельном человеке, правда? Сталин — это Ленин в Индии, так Григорь Наумыч сказал. Понятно?