Великий понедельник. Роман-искушение
Шрифт:
– Всё правильно вроде говоришь, – сказал Иоиль и шумно заглотнул пережеванные орехи. – Но к чему сейчас эта проповедь?
– К тому, что Иоанн, сын Захарии, то же самое говорил. Но мы только говорим. А он стал делать, – тихо ответил Ариэль.
– Кто такой?
– Иоанн, которого они называют Крестителем, которого Ирод Антипа умертвил.
– И что, по-твоему, этот Иоанн сделал? – Иоиль теперь и левый свой глаз прищурил.
– Молился. Заставил людей раскаяться. Очистил их в Иордане. Много народа собрал и, как утверждают, указал на Иисуса Галилеянина.
– Не понимаю, – сердито
– Ингала, – подсказал Ариэль.
– Бог с ним, с Ингалом, – поморщился Иоиль. – Когда с саддукеев Назарей перекинулся на шаммаистов, мы еще более заинтересовались. Пусть им как следует достанется за их мелочность, их показуху… «Лицемеры»? Конечно же лицемеры. «Прелюбодеи»? С Законом они точно прелюбодействуют, как девку последнюю коряча и принуждая… Господи, прости мне это сравнение!.. «Гробы скрытые», «слепые вожди слепых»? Да одного взгляда на Левия достаточно, чтоб согласиться: ну, точно – безглазый, живой покойник!.. Боже, прости окаянному, что эдак я про праведного и мудрейшего товарища моего по партии…
Иоиль, похоже, развеселился и еще оживленнее продолжал:
– Но когда твой Иисус и на нас, последователей Гиллеля, стал тявкать и скалить зубы… Я помню, как ты тут вот, на этой крыше, сидел и докладывал. Каждое слово твое помню. Ты говорил: «Нам он никак не может пригодиться, потому что ругает нас, на праведного пророка и тем более на Мессию никак не похож, от всей партии отвращает народ и, стало быть, представляет для нас опасность…» Я логики твоей не понимаю, – уже без всякого оживления, прежним сердитым тоном заключил Иоиль.
– Я не знал, что он так опасен!. – воскликнул вдруг Ариэль, и серые его глаза светились одновременно страхом и радостью. – Чудеса его возрастают. Вот и недавно воскресил четырехдневного Лазаря из Вифании… Такого чуда никто до него не делал, и многие чудеса пророков меркнут по сравнению с этим великим и божественным чудом! И в народе уже поползли слухи, что, дескать, когда Иисус появился на свет, какая-то особая таинственная звезда сияла на небе и свидетельствовала о его рождении. Звезда и скипетр из видения Валаама! Сын человеческий, подобный Моисею, которому они во всем должны подчиниться и только его слушать и слушаться!
– Манны не было, – спокойным и как бы безразличным тоном возразил Иоиль. – Моисей ежедневно насыщал толпы, сводя на них манну небесную. Назарей такого пока не делал.
– Делал, – тихо сказал Ариэль и дальше перешел почти на шепот: – Он дважды накормил огромные толпы. Один раз их было четыре тысячи, другой раз – пять тысяч, не считая женщин и детей. Причем хлеба у него имелось всего несколько лепешек, а рыбок – две или три. Но тысячи людей накормил и насытил, а после много коробов пищей набили и несколько дней доедали остатки…
– Повторяю: манна Моисеева с небес была, – возразил Иоиль. – А хлеб и рыбки… Да, может быть, чудо, но земное. А от небесных знамений Назарей твой упорно отказывался – ты сам мне докладывал.
– Люди говорят, – задумчиво отвечал Ариэль, – что до разрушения Храма в Ковчеге откровения хранился сосуд с божественной манной, а когда Храм разрушили, Иеремия спрятал этот сосуд, чтобы вновь достать его, когда исполнятся времена и придет Мессия… Кто знает, откуда он достал эти бесконечные
– Нет, говоришь, разницы? – спросил Иоиль, и левый его глаз посмотрел сердито и настороженно, а правый прищурился, насмехаясь.
– Обычно он тихо и незаметно появлялся в Иерусалиме, – продолжал Ариэль. – А вчера въехал на осле, про которого – я специально посмотрел – у пророка Исайи говорится: «…се, Царь твой грядет к тебе, сидя на ослице и молодом осле, сыне подъяремной». Люди встречали его возле обоих ворот, Овечьих и Золотых, и кинулись навстречу Иисусу, в праздничных одеждах, с лулабами в руках, одежды свои подстилали под ноги его ослу, радостно кричали и пели осанну: «Благословен Царь, грядущий во имя Господне!», «Мир на земле!»… ну, и так далее… Там было двое из наших, которым я велел ни во что не вмешиваться, а только смотреть и запоминать. Однако, увидев всё это буйство и ликование, один из них не сдержался и, подойдя к Иисусу, в праведном страхе попросил: «Равви, запрети ученикам твоим так кричать и вести себя!» А тот ответил: «Если они перестанут, то камни закричат и будут прославлять Меня!»
– Любопытная деталь. Но ты мне о ней не докладывал, – сказал Иоиль.
– Как я мог доложить тебе, когда ты был в отъезде? – с тихой улыбкой на лице ответил Ариэль. – А люди наши вернулись и в ужасе повторяли: «Ничего мы не успеваем. Весь мир теперь идет за ним!»
– Так уж «весь мир», – усмехнулся главный гиллельянец.
– Ты справедливо заметил, – продолжал Ариэль, – что среди сильных мира сего Иисус Галилеянин никаким влиянием не пользуется. Пока не пользуется. Но Ирод Антипа уже давно разыскивает его и хочет с ним встретиться. А вдруг Иисус найдет у Антипы или у кого-нибудь из близких его застарелую болезнь и словом или прикосновением чудесно освободит его от недуга? А встретившись с Ханной на празднике, возьмет и избавит его, скажем, от старческой боли в суставах… Пилат, правда, молод и здоров, как волк. Но ведь у каждого человека всегда найдутся какие-нибудь болячки и неприятности со здоровьем…
– Ну, ты придумал! – воскликнул Иоиль, сверкнув правым глазом, но левый, сердитый, глаз насторожился.
– Вдруг он специально прибыл в Иерусалим, чтобы сотворить еще большие чудеса, произвести великие исцеления и с их помощью всех наших заклятых врагов объединить и привлечь на свою сторону? – по-прежнему тихо, но твердым голосом и пристально глядя на Иоиля, спросил Ариэль.
– Пустое, – возразил Иоиль. – Ханна – и какой-то галилейский оборвыш, пусть даже пророк и чудотворец!.. И Понтий Пилат, который всех иудеев презирает и ненавидит!.. Пустое говоришь! – сердито воскликнул Иоиль, но глаз его насторожился еще более.
– Сам знаешь: достаточно одного слова, одного раздраженного взгляда Ханны, чтобы синедрион отвергнул все наши обвинения против Иисуса из Назарета. А если в дело вмешается Пилат…
– Да брось ты городить чепуху! – испуганно и гневно крикнул Иоиль и сел на ложе.
– Брошу, учитель. Но сперва скажу, – кротко и ласково отвечал Ариэль, но радостное торжество светилось у него в глазах, и с этим торжеством он ничего не мог поделать. – Вот ты недавно спросил меня: пророк или Мессия? И я совершенно определенно могу теперь тебе ответить: нет, не пророк. Потому что он выше и сильнее пророка. Пророком был Креститель, который сначала возвестил о его приходе, а позже представил его народу.