Великий посев
Шрифт:
– Сделать бы ожерелье из таких каменьев, – произнесла женщина, которая не отрываясь глядела на огонь.
Анартай захохотал:
– Шею сожжешь!
Сидя на отшибе, он размотал повязку. Курбан глянул и ужаснулся: щеку
Старик, ехавший в караване на коне, стреножил его, предварительно покормив остатками овса. Конь, подбрасывая ноги, приблизился к хозяину и остановился позади него, фыркая и косясь на огонь умным глазом.
Конь вызвал общее оживление. Посыпались реплики, смысл которых был в том, что конь для старика – самое близкое и родное существо. Старик отбивался как мог, жалко улыбаясь, а когда наступило затишье, Курбан негромко произнес:
Не говори, что это конь, —Скажи, что это сын.Мой сын, мой порох, мой огоньИ свет моих седин…– Чьи это слова? – воскликнул старик, едва Курбан умолк. – Я их не слышал.
– Эти строки сочинил
– Кто, скажи?
– Я забыл его имя.
– Боже мой, такие стихи может сочинить только единственный человек в подлунном мире, – как бы про себя произнес старик, покачав головой. – Я все его газели знаю наизусть. И всю жизнь мечтал хоть одним глазком поглядеть на него. Да, видно, не судьба.
Курбан, глядя на старика, хотел что-то сказать, но сдержался.
Огонь догорел, и только синие угольки нездешне светились в серой золе.
– Поздно, – сказал караванбаши и резко поднялся. – Сейчас всем спать. Завтра с утра будем складывать хижины. Вот такие, как у них, – кивнул он на Курбана и Атагельды.
Прибывшие с караваном уснули быстро. Легли они как попало, накрывшись тряпьем. «Словно трупы», – подумал Курбан и сам ужаснулся своему сравнению. Атагельды шел с ним рядом, словно во сне. В голове теснились непонятные образы. Зерно набухало в почве и лопалось, давая росток. Какое-то устройство летело в черном пространстве и вдруг жарко вспыхивало, распадаясь на части.
Идя рядом с дедом, мальчик почувствовал, что неведомая сила пытается взять в полон его сознание. Но он усилием воли сумел отторгнуть ее.
Конец ознакомительного фрагмента.