Великий предводитель аукасов

Эмар Густав

— Пусть бледнолицый следует за мной! — приказал Черный Олень.

— Гм, — замялся дон Рамон, — куда ж мы это пойдем?

— К токи и Великому Орлу белых.

— О, — прошептал дон Рамон про себя, — дело плохо, навряд ли мне вывернуться!

Всадники с пленником скрылись в кустах, росших у подошвы холма. Подъем был довольно труден. Через четверть часа достигли они стана. Мы уже знаем, как известили о пленнике Антинагуэля. Он приказал позвать генерала Бустаменте. Генерал тотчас же узнал дона Рамона.

— А, почтеннейший друг мой! — воскликнул он. — Как вы попали сюда?

— Как я рад, что встретил вас! — отвечал сенатор, натужно улыбаясь. —

Признаюсь, я не надеялся на такое счастье.

— Скажите пожалуйста! Куда же это вы направлялись? И притом один?

— Я ехал домой, в свою усадьбу.

Генерал и Антинагуэль обменялись потихоньку несколькими словами.

— Не угодно ли вам отправиться с нами, дон Рамон, — сказал генерал. — Токи желает поговорить с вами.

Дон Рамон понял, что это приглашение равносильно приказанию. Все трое вошли в палатку, где спала донья Розарио, оправившись от обморока. Воины, захватившие сенатора, остановились у входа в ожидании приказаний.

— Итак, — начал снова генерал, когда они вошли, — вы говорите, что ехали домой?

— Да, генерал.

— То есть в Каза-Азуль?

— Увы, генерал!

— О чем вы вздыхаете? Никто не помешает вам; отправиться дальше хоть сейчас.

— В самом деле? — вскрикнул сенатор.

— Конечно. Это зависит от вас самих.

— Как так?

— Отдайте токи письмо, которое вы везли от дона Тадео де Леона генералу Фуэнтесу в Консепсьон.

— О каком письме вы изволите говорить, генерал?

— О том, которое, вероятно, у вас в кармане.

— У меня?

— Да, у вас.

— Вы ошибаетесь, генерал, у меня нет никакого поручения к генералу Фуэнтесу.

— В самом деле?

— Честное слово.

— А вот токи думает иначе. Что вы скажете на это, предводитель?

— Он лжет, у него есть письмо, — сказал Антинагуэль.

— В этом легко убедиться, — холодно сказал генерал. — Черный Олень, пожалуйста, любезный друг, повесьте этого кавалера на первом дереве, привязав за большие пальцы; пусть повисит, пока не скажет, где у него приказ.

Сенатор затрепетал.

— Заметьте, — усмехнулся генерал, — мы не подвергаем вас неприятности быть обысканным.

— Пожалуйте, — сказал Черный Олень, кладя руку на плечо сенатора.

Сенатор отскочил в сторону и совершенно растерялся.

— Позвольте, — залепетал он, — я, кажется, вспомнил. Действительно, у меня есть письмо, но я не знаю, что в нем заключается.

— Вот видите! А кому оно адресовано?

— Кажется, генералу Фуэнтесу. Но если я отдам вам письмо, вы отпустите меня?

— О, теперь другое дело. Если бы вы добровольно выдали письмо, тогда были бы свободны, но теперь…

— Однако…

— Подайте письмо!

— Вот оно! — сказал сенатор, вынимая письмо из-за пазухи.

Генерал взял бумагу, быстро прочел ее и, отведя Антинагуэля в сторону, стал о чем-то с ним говорить. Наконец, генерал возвратился к сенатору. Его брови были насуплены, глаза сверкали. Дон Рамон струсил, сам не зная почему.

— Итак, — начал генерал, — в благодарность за мое доверие вы решились предать меня.

— Честное слово, генерал, — начал было сенатор, — я…

— Молчать! Шпион! — закричал генерал. — Вы хотели продать меня моим врагам, но Богу не угодно, чтоб ваш черный замысел удался. Готовьтесь к смерти, ваш час настал.

Сенатор был уничтожен. Он не мог ни слова вымолвить.

— Увести его! — сказал Антинагуэль.

Бедняк напрасно отбивался руками и ногами. Воины поволокли его, несмотря на стоны

и крики. Черный Олень притащил его к огромному дубу, который рос у подножия холма. Тут дон Рамон собрал все силы, вырвался из рук своих палачей и бросился со всех ног. Куда он бежал? Куда глаза глядят, лишь бы только скрыться от своих мучителей. Но силы скоро оставили его, и он упал. Когда индейцы схватили сенатора, он был уже полумертвый. Глаза вылезли из орбит, он глядел, не понимая, что делается вокруг. Только нервная дрожь указывала, что он еще жив.

Индейцы накинули ему на шею петлю и потащили к дубу. Он уже не сопротивлялся. Когда его вешали, он уже умер со страху.

Знать, не судьба была дону Рамону воротиться в Каза-Азуль!

Восемнадцатая глава. АУКА-КОЙОГ И ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ЖЕРТВА

Трагическая кончина сенатора была следствием его двуличия. Если бы генерал отпустил его под честное слово, он бы снова продал его. Необходимо было, во-первых, сохранить в тайне, что индейцы засели на холме. От этого зависел успех войны. Нет сомнения, что освобожденный дон Рамон под угрозами против" ной стороны выдал бы ей эту тайну. С другой стороны в войске, которому приходится делать быстрые пере движения, трудно уберечь важного преступника, онт' всегда найдет случай убежать.

Тотчас после казни сенатора гонцы оповестили предводителей, чтобы они собрались на аука-койог (военный совет) перед палаткой великого токи. Вскоре тут собралось около тридцати ульменов и апоульменов. Они важно уселись на бычьих черепах и ждали прихода токи. Антинагуэль вскоре явился в сопровождении генерала Бустаменте. При появлении токи все предводители встали, почтительно поклонились ему и снова уселись. В руках Антинагуэля было письмо. Он церемонно раскланялся с предводителями и начал так у

— Улъмены, апоульмены и вожди четырех утал мапусов арауканского союза, я созвал вас, чтобы про честь письмо, отнятое у шпиона, которого я приказа повесить. Это письмо, я думаю, заставит нас изменить план набега. Наш союзник, Великий Орел белых, в объяснит вам. Пусть мой брат прочтет, — прибавил он, обращаясь к генералу и подавая письмо.

Генерал, спокойно стоявший подле токи, взял письмо и начал читать:

— «Любезный генерал!

Я предложил на рассмотрение совета, собранного в Вальдивии, возражения, которые вы считали долгом сделать мне насчет плана войны, первоначально мною принятою. Ваши замечания найдены справедливыми, и вследствие этого указанный план подвергся изменениям согласно вашим замечаниям. Соединение наших отрядов признано бесполезным. Вы будете по-прежнему защищать провинцию Консепсьон, расположившись по Биобио, но не переходя этой реки до нового приказа. Я же с семью тысячами, собранными мною, пойду на Арауко, который займу и разрушу, равно как и другие арауканские поселения, лежащие на моем пути. Этот план тем более удобен для нас, что, по известиям верных лазутчиков, неприятель ничего не знает о наших намерениях и полагает, что легко может напасть на нас. Подателя сего письма вы знаете. Надеюсь, что его ничтожность поможет ему пробраться через неприятельскую линию. Трудно предположить, чтобы арауканцы заподозрили, что такому неспособному человеку поручено важное дело. По прибытии его к вам вы дозволите ему отправиться в усадьбу, предупредив его, чтоб он никуда не смел выезжать без моего особого дозволения.