Великий путь. Вечное пламя
Шрифт:
Я говорю, потому что, слушая меня, вы перестаете думать. И в такие мгновения отсутствия мыслей вы кое-что получаете: получаете то, что нельзя сказать, но можно понять; нечто такое, что нельзя выразить ни на одном языке. Само присутствие знающего человека будоражит ваше сердце и меняет вашу сущность.
Запад не знаком с подобной практикой, как, впрочем, и со многими другими вещами. Например, восточное понятие «сатсанг» на Западе совершенно не с чем сравнить. Для западного человека сатсанг покажется полнейшей глупостью. Сатсанг означает бездеятельное пребывание возле мастера. Никто ничего не говорит и ни о чем не думает. Сторонний наблюдатель
Мне вспоминается случай с Петром Успенским, когда тот впервые оказался у Гурджиева. Один из близких учеников Гурджиева на протяжении месяцев безуспешно пытался получить позволение привести с собой Успенского, который был его другом. Наконец Гурджиев согласился.
Стояла холодная русская ночь. Падал снег. Успенский пришел весь возбужденный, с тысячью вопросов и бессчетным множеством слов в голове. Он уже был известен на весь мир как один из наиболее выдающихся математиков современности. В умении класть свои мысли на бумагу ему не было равных - пишет он просто великолепно. Его книги уже были переведены на множество языков. О Гурджиеве же тогда еще никто слыхом не слыхивал - у него была лишь небольшая группа из двадцати человек. Поэтому Успенский решил, что настало самое время представить Гурджиева обществу, привести его в клубы и на различные встречи... Но все обернулось далеко не так, как он задумывал.
В комнате горела тусклая свеча. Гурджиев сидел, уставившись в пол. Вокруг него, тоже глядя в пол, сидели его двадцать учеников. Вошел Успенский с другом. Успенский, видя всю эту сцену... его не представили, на него вообще не обратили внимания. Его друг просто сел к остальным и сам уставился в пол. Успенский решил, что тут так принято, и тоже сел и стал разглядывать паркет. Но ум его продолжал работать: «Что я здесь делаю? Он привел меня познакомить с Гурджиевым. Это, наверно, вон тот, что сидит в центре. Но он даже не удосужился взглянуть на меня. И чего они ищут на полу? Совершенно чистый пол. Но они просто сидят - все двадцать человек!»
Минуты тянулись как часы. Стояла тихая ночь. Был слышен лишь трепет свечи и звук падающего снега за окном... Все продолжали сидеть. Прошло полчаса, и Успенский начал сходить с ума: «Что за чушь! Что я здесь делаю?!»
Вдруг Гурджиев поднял голову, посмотрел на него и сказал:
– Не переживай. Скоро ты будешь сидеть вместе с ними точно таким же образом без всякого беспокойства. Они научились сидеть возле мастера... сидеть так тихо, чтобы сознание сливалось воедино и таяло в сознании другого. Здесь нет двадцати одного человека - здесь двадцать одно тело, одна душа и ни одной мысли. На то, чтобы понять это, у тебя уйдет немного времени. Прости, что я заставил тебя ждать эти полчаса - для тебя, наверное, они тянулись как несколько дней. Ну, а теперь возьми листок бумаги и иди в соседнюю комнату. На одной стороне листка напиши, что ты знаешь. На другой - что не знаешь. Только помни: то, что ты знаешь, мы не будем трогать. Это будет закрытая тема. Ты это знаешь, и у меня нет никакого права вмешиваться в твои знания. Я научу тебя лишь тому, что ты еще не знаешь.
Дрожащими руками он взял листок - впервые в жизни Успенский задумался о том, что он, на самом деле, знает. Он уже писал о Боге, он писал о небесах и преисподней, он писал о душе и ее перемещении - но знает ли он обо всем этом?
Он вышел в соседнюю комнату, взял бумагу и карандаш и сел на стул. В самый первый раз он начал перебирать в уме, что
Обычно же никому нет дела до знания или незнания. Спустя всего несколько минут он вышел из комнаты, держа в руке чистый листок, и сказал:
– Я ничего не знаю. Вам придется научить меня всему.
Гурджиев воскликнул:
– Но ты же написал столько книг! Я видел твои книги, и я думаю, что ничего не знающий человек на способен писать так ладно и звучно.
– Простите меня, - сказал Успенский.
– Я не знал о вашем подходе, но всего за пять минут вы заставили меня признать мое полное невежество. Теперь я хочу начать с самого начала. Простите меня за те мои книги. Я писал их во сне, потому что сейчас я ясно вижу, что ничего не знаю о Боге. Я лишь читал о Боге, но разве это знание? Я очень хочу вас спросить: что здесь было?
Гурджиев объяснил:
– Так мы превращаемся в полый бамбук. Все эти люди ждут полного опустошения. Когда они станут пустыми, они будут приняты в мою школу. Это еще не школа. Школа внутри. Когда они опустеют и когда я увижу, что они пусты, тогда они будут приняты. Мы не будем тебя ничему учить. Мы поможем тебе узнать. Мы создадим для тебя такие условия, что ты сам все узнаешь.
Сатсанг... просто находиться возле мастера... Но для западного человека это сложно, и посему я беседую с вами. Но эти вопросы и ответы - это и в самом деле просто игра, которая помогает вам избавиться от слов и мыслей. Мало-помалу вам будет все сложнее придумать, что спросить.
Недавно Маниша сказала, что она беспокоится: «Если у нас закончатся вопросы и ты начнешь уходить, потому что не на что больше отвечать, я закричу: «Ошо, я нашла вопрос! Погоди!»» Но нет же! Я не уйду. Я жду того времени, когда в вас не останется ни единого вопроса, и тогда я по-настоящему возьмусь за дело. Сейчас мы сидим на школьном крыльце. Как только вы утихнете, полностью утихнете, тогда спрашивать больше будет нечего. Нечего спрашивать, нечего отвечать.
Вопрос - это тишина.
Ответ - это тишина.
Высшая истина - это тишина.
В тишине мы встречаем сущее; слова, язык - все это лишь препятствия. Быть тихим означает быть как полый бамбук. И все чудо как раз в том, что как только вы становитесь пустым и полым, как стебель бамбука, в вас начинает звучать музыка, но музыка эта не ваша - она лишь проходит через вас, но исполнитель - само целое. Ее красота неописуема, ее экстаз неизмерим.
Эти встречи - всего лишь настройка музыкального инструмента. Но дудочку можно вырезать только из полого бамбука. Если вы полны мыслей, эго, философии, религии, теологии, политики и прочего хлама, то музыка божественного - не для ваших ушей.
Это музыку я называю предельным опытом, конечным благословением, наивысшим цветением вашего сознания.
Глава 5
Продолжай! Продолжай!
8 июня 1986 года
Вопрос первый:
Возлюбленный Ошо,
В своих эпосах «Илиада» и «Одиссея» Гомер рассказывает о приключениях Одиссея. По пути домой его корабль проплывает возле края лотофагов. Издалека доносится песнь сирен, которая завораживает путешественников и вынуждает их свернуть с курса и плыть по направлению к чудесному звуку.