Великий Столыпин. «Не великие потрясения, а Великая Россия»

Степанов Сергей Александрович

Тайный советник Фомин был энтузиастом своего секретного ремесла. В своей докладной записке он писал о перлюстрации: «…не подавая даже вида, чтобы оная существовала… Надобно, чтобы никто не боялся сообщать через почту мысли свои откровенным образом, дабы в противном случае почта не лишилась доверия, а правительство сего верного средства к узнанию тайн» [228] . Перлюстраторы признавали, что «не стесняются никакими лицами, как бы оно ни было высоко поставлено и как бы оно ни было близко к особе его величества». Например, вскрывалась корреспонденция директоров департаментов полиции. После убийства Сипягина занявший его место Плеве нашел на столе убитого пакет с выписками из своих собственных писем. В свою очередь Плеве читал частные письма лиц, которые при нем возглавляли полицию. Когда А.А. Лопухин, занимавший в 1905 г. пост директора Департамента полиции, вошел в кабинет только что убитого террористами министра внутренних дел В.К. Плеве, он обнаружил пакет собственных писем. В большинстве своем это были копии, но два оригинала министр задержал. Лопухин предположил, что Плеве воспрепятствовал доставке писем адресатам «по всей вероятности,

потому, что в них я. Как потом оказалось, безошибочно и в отношении сущности и характера и в отношении срока доказывал близость революции и неизбежность свержения самодержавия» [229] . Процитирую письмо, отправленное Фомину по поручению Курлова, чье имя неоднократно будет всплывать в связи с убийством Столыпина: «Милостивый Государь Александр Дмитриевич. Господин Товарищ Министра внутренних дел, шталмейстер Высочайшего двора, генерал-лейтенант Курлов, обратив внимание, что адресуемые Его Превосходительству письма получаются в очень плохо заклеенных конвертах, поручил мне, если письма его подвергаются перлюстрации, просить распоряжения Вашего Превосходительства о том, чтобы они не носили явных признаков вскрытия» [230] .

228

Там же, д. 1002, л. 110 об.

229

Лопухин А.А.Отрывки из воспоминаний. М., 1923. С. 13.

230

ГАРФ, ф. 1467, оп. 1, д. 1001, л. 2б.

В России не вскрывали письма только двух человек – императора и министра внутренних дел, но только до тех пор, пока он занимал свой пост. Никакой другой сановник, включая членов царствующего дома, не имел такой привилегии. Министр внутренних дел получал выписки в двух экземплярах и один из них отправлял в Департамент полиции. Некоторые письма вообще не передавались департаменту, особенно в тех случаях, когда речь шла о щекотливых вопросах или касалась высокопоставленных сановников. Один из исследователей отмечал: «Благодаря перлюстрации зачастую выяснялось, как министр путей сообщения стратегическую железную дорогу проводил не в нужном направлении, а через имение своей жены, как губернатор помимо торгов поставляет шпалы из леса своего шурина» [231] . В своих письмах люди часто раскрывали свою подлинную сущность. Витте вспоминал, что в свою бытность премьер-министра получал выписки из писем знакомым. Один из них, граф С.Д. Шереметев, выражал к нему самое горячее почтение и частенько обращался за содействием в устройстве финансовых дел. Между тем в письмах он высказывал о своем покровителе крайне нелестное мнение, так что первому министру в конце концов стало противным подавать ему руку. Витте подчеркивал в своих мемуарах: «Та перлюстрационная переписка, которая мне доставлялась, не приносила никакой государственной пользы, и я имею основание полагать, что она вообще, по крайней мере в том виде, в каком совершается у нас, скорее вредна, чем полезна. Вредна, потому что вводит администрацию во многие личные неприкосновенные дела, составляющие чисто семейные секреты, и дает министрам внутренних дел орудие для сведения личных счетов» [232] .

231

Майский С.Черный кабинет // Былое. 1918. № 13. С. 118.

232

Витте С.Ю.Воспоминания. Т. 3. Таллин. М., 1994. С. 300.

Столыпин ничего не стал менять в установившейся практике. Более того, в период его пребывания на посту министра внутренних дел перлюстрация приобрела особый размах. Столыпин получал копии писем своих ближайших сотрудников вроде Кривошеина и даже родственников – шурина и Алексея Нейдгардта и родного брата Александра. Товарищ министра внутренних дел Крыжановский вспоминал, что после гибели министра ему и директору Департамента общих дел Арбузову было поручено разобрать бумаги в кабинете покойного. При осмотре бумаг присутствовали родственники Столыпина. Между тем один из ящиков письменного стола был набит выписками из их писем, адресованных друзьям и знакомым. Крыжановскому удалось предотвратить скандал, заявив, что в этом ящике находятся секретные государственные документы, на которые нельзя взглянуть даже одним глазом.

Письма, попадавшие в ящик стола министра внутренних дел, поступали из так называемых «черных кабинетов». Они были устроены в Петербурге, Москве, Варшаве, Киеве, Харькове, Вильно и Тифлисе. На службу в «черные кабинеты» принимали только самых доверенных чиновников. Один из перлюстраторов В.М. Яблочков вспоминал: «От меня, как и других, взяли подписку, что я обязуюсь держать все в полной тайне и никому, даже родным и знакомым, не оглашать того, что буду по службе делать» [233] . Перлюстраторы щедро вознаграждались, доплата за секретные занятия вдвое превышала официальное жалованье.

233

ГАРФ, ф. 1467, оп. 1, д. 1002, л. 4.

«Черные кабинеты» располагались непосредственно в зданиях почтамтов. Рассказывали, что в Петербургском почтамте имелась анфилада тайных комнат, вход в которые был замаскирован под большой желтый шкаф в кабинете старшего цензора. Туда при помощи электрических элеваторов доставлялись кипы писем. Но это одна из легенд, которыми была окутана деятельность охранки. На самом деле перлюстрация осуществлялась в специальном помещении,

в котором размещалась цензура иностранных газет и журналов. После Февральской революции в помещении цензуры был произведен обыск. Выяснилось, что вскрытие писем производилось в изолированной комнате. Старший цензор действительно руководил перлюстрацией, но шкаф в его кабинете вполне прозаически использовался по прямому назначению и не прикрывал никаких секретных ходов. Никаких подъемников на Петербургском почтамте не использовали, а на Московском почтамте имелось примитивное устройство из блоков и веревок.

Отбирая письма, чиновники пользовались списками лиц, попавших в сферу внимания тайной полиции, а также просматривалась переписка видных общественных деятелей. В списках указывалось: «особо строгое наблюдение», «точные копии», «фотографии». Перлюстраторы по каким-то ведомым только им признакам вылавливали подозрительные послания среди тысяч подобных. После многолетней практики у них вырабатывалось даже умение по почерку на конвертах определять партийную принадлежность автора письма. Революционеры писали «неотделанным, почти ученическим почерком, а почерк анархистов отличался грубостью и несуразностью, напоминая почерк малограмотных людей тяжелого физического труда» [234] .

234

Майский С.Указ. соч. С. 189.

Отобранные письма вскрывались при помощи тонкой палочки, которую просовывали в конверт и наматывали на нее письмо. Конверты также расклеивали на сухом пару. Не вызывали затруднения и пакеты с сургучными печатями. Русская полиция издавна использовала особый состав, позволявший скопировать любой штамп или печать. В процесс постоянно вносились новшества, и Столыпин как-то ходатайствовал о награждении одного из перлюстраторов орденом за изобретение технического устройства, облегчавшего вскрытие корреспонденции.

На просмотренной корреспонденции ставился маленький значок – «муха», на жаргоне перлюстраторов, чтобы письма не были вскрыты вторично на другом перлюстрационном пункте. Если содержание письма вызывало интерес, оно копировалось. Зашифрованные тексты направлялись в Департамент полиции, где трудился талантливый криптограф И.А. Зыбин. «Для Зыбина, – писал бывший полицейский чиновник М.Е. Бакай, – важно уловить систему ключа, тогда для него не составляет труда подобрать соответствующее значение для букв или цифр. Употребляемые шифры по произведениям писателей как то Некрасова, Пушкина, Лермонтова и многих других, даже иностранных, часто Гейне, Беранже, безусловно, все разбираются Зыбиным, ибо постоянная возня с шифрами по этим источникам изощрила его память, и иногда цифры сами по себе сразу дают ему указания на источник» [235] . Зыбин уверял, что за многолетнюю службу он не сумел расшифровать только одно письмо, но это было в молодости, когда он не имел такого опыта. Криптография была для него страстью. Начальник одного из провинциальных охранных отделений П.П. Заварзин вспоминал, как к нему для дешифровки трудного письма командировали из столицы А.И. Зыбина. Он схватил текст как помешанный и углубился в лихорадочные расчеты, не обращая внимание на окружающих и даже не отдавая себе отчет в том, где он находится. Когда начальник пригласил гостя за обеденный стол, он пытался записать цифры на гладком дне тарелки, а потом начал делать заметки на собственных манжетах. Только справившись со своей задачей, он словно очнулся от сомнамбулического сна [236] . Тексты, написанные невидимыми чернилами, проявлялись. Но поскольку химически обработанное письмо уже нельзя было послать по адресу, то приходилось писать заново и видимый и невидимый тексты. Виртуозным специалистом, способным подделать любой почерк, был В.Н. Зверев, которого С.В. Зубатов привез с собой из Москвы. Это была кропотливая работа, при которой учитывались качество бумаги, глянец, водяные знаки. Иногда приходилось посылать в другие города за тем сортом бумаги, на котором было написано письмо.

235

Из воспоминаний М.Е. Бакая. О черных кабинетах в России // Былое. 1908. № 7. С. 123.

236

Заварзин П.П.Жандармы и революционеры. Воспоминания. Париж, 1930. С. 160.

Подавляющая часть вскрытой корреспонденции использовалась для полицейских целей. В то же время перлюстрация служила важным подспорьем в разведывательной и контрразведывательной работе. Дипломатическая переписка шла по особым каналам, однако кожаные портфели со свинцовыми пломбами, которые увозили курьеры посольства, попадали в руки перлюстраторов, ибо, как говорили в Департаменте полиции, золото открывало любые секреты. Жандармский ротмистр М.С. Комиссаров завербовал прислугу во многих посольствах и купил дипломатические шифры 12 иностранных государств. Он вспоминал: «Китайский шифр представлял 6 томов; американский – такая толстая книга, что ее не спишешь, все документы снимались фотографическим путем» [237] .

237

Падение царского режима. Т. 3. Л., 1925. С. 142.

Перлюстраторы владели европейскими и восточными языками, среди них встречались настоящие полиглоты. Например, один из служащих цензуры владел 26 языками. Чиновники вспоминали курьезные случаи, происходившие при вскрытии дипломатической почты. Однажды они перепутали конверты и отправили в Министерство иностранных дел Нидерландов донесение испанского посланника. В другой раз перлюстратор случайно уронил в портфель золотую запонку. За границей решили, что запонку потеряли сотрудники посольства в Петербурге, и отправили ее назад. Портфель вновь попал в руки перлюстратора, который, к своей радости, обнаружил пропавшую вещь и изъял ее.