Великий страх
Шрифт:
Она даже не подозревала, какое имя я назову. Предательский холодок появился у меня в груди. Бледная и удрученная, я стояла молча, и до меня, как сквозь туман, доносился голос Марии Антуанетты:
– Вы сегодня странно себя ведете, Сюзанна. Уже в который раз я задаю вам вопрос, а вы не отвечаете.
– Да, ваше величество, – проговорила я.
– Что – «да»? Я спросила вас, кто он.
– Кого вы имеете в виду?
– Человека, за которого вы собираетесь выйти замуж! – удивленно воскликнула королева, теряя терпение.
Быстро взглянув на
– Это адмирал Франсуа де Колонн, государыня.
– Революционер! – пораженно сказала Мария Антуанетта таким тоном, что это прозвучало как «мерзавец».
Я с ужасом смотрела на нее, слишком ясно замечая, как лицо королевы принимает то бесстрастное, холодное и высокомерное выражение, какое имеет всегда, когда она разговаривает не с друзьями. Наступило молчание. Королева холодно смотрела на меня, не произнося ни слова, будто что-то обдумывала. Я стояла в совершенной растерянности, не зная, что делать: убежать или попытаться все объяснить.
– Вы предаете меня? – низким голосом спросила она. Этот вопрос хлестнул меня, как удар бича. Не выдержав, я упала на колени, ухватившись руками за край платья королевы.
– Ваше величество, ради Бога! Ради Бога, не говорите так. Я всей душой предана вам, вы не найдете более верной подданной! Но разве я виновата? Я полюбила. Видит Бог, я не могла выбирать. Сердце само выбирает, вы же знаете! Кроме того, я никак не могу не выйти замуж: я беременна. Вы же женщина, государыня, вы должны это понять!
Как ужаленная, Мария Антуанетта вскочила на ноги, вырвала подол своего платья, который я держала в руках.
– Избавьте меня от подробностей вашей интимной жизни! Она отошла на несколько шагов и смотрела на меня с ужасом.
– О, ваше величество! – воскликнула я в отчаянии, насилу сдерживая слезы, дрожавшие на ресницах.
– Успокойтесь! Вам незачем оправдываться. Я привыкла к предательству, у моих подруг оно стало образом жизни.
– Ваше величество, я люблю вас!
– Уходите, я не желаю вас видеть ни одной минуты.
В мгновение ока она превратилась в ледяную статую. Ее ничем нельзя было смягчить. Увидев это, я поднялась с колен. Но разве я могла уйти – вот так, ничего не уладив!
– О, государыня, вы несправедливы! Умоляю вас, поймите меня! Я прошу у вас прощения!
– Вы предали меня и просите простить измену, когда же я отказываюсь сделать это, я же несправедлива! О, я не Господь Бог, сударыня, и терпение мое не безгранично. Ступайте, вы ни в чем передо мной не виноваты; вы просто отказались от моей дружбы – это ваше право.
– Ваша дружба для меня дороже всего, ваше величество. Я доказала вам это, я была с вами в тот день, когда в спальне малых покоев Версаля вас хотели убить, когда…
– Ваши услуги были тем более дороги для меня, что я о них не просила; теперь, когда вы попрекаете меня своим благородством, я, ей-Богу, теряюсь.
Мария Антуанетта сказала это таким ледяным и высокомерным тоном, что чувство собственного достоинства проснулось во мне.
– Вы правы, государыня, – произнесла
– Ступайте, сударыня, наш разговор окончен.
– Надеюсь, – сказала я сдержанно, – мне будет позволено видеть мою королеву хотя бы изредка?
Усмешка тронула губы Марии Антуанетты – холодная и презрительная.
– Зачем? Чтобы вы могли рассказывать о наших делах своему будущему мужу-революционеру?
У меня перехватило дыхание.
– О, – воскликнула я, – ваше величество, это уже слишком!
Сухо поклонившись, я направилась к двери. На душе у меня было скверно, сердце больно ныло. Не выдержав, я на пороге обернулась:
– Ваше величество, умоляю вас, позвольте мне надеяться, что когда-нибудь добрые отношения между нами восстановятся.
Гневно сжимая руки, королева отвернулась к окну.
– Наша дружба возобновится, – глухо прозвучал голос Марии Антуанетты, – и моя любовь к вам воскреснет, когда лакей доложит о прибытии в Тюильри не какой-то мадам де Колонн, а принцессы д'Энен де Сен-Клер, и это мое единственное условие.
Расстроенная донельзя, я шла к своей карете. Итак, я стала изгоем. Мне бы следовало серьезно подумать об этом раньше. Мария Антуанетта из какой-то необъяснимой жестокости запретила мне показываться ей на глаза, и отныне ворота Тюильри всегда будут для меня закрыты. Это очень меня уязвляло. Я стала персоной нон грата при дворе! Более того… Отныне ни один человек, принадлежащий к аристократии, не откроет для меня дверь своего дома. А если я осмелюсь приехать к кому-нибудь с визитом, мне всегда будут отвечать, что хозяина нет дома.
«Теперь уже мосты сожжены, – подумала я, сжимая зубы. – Мне предстоит начать новую жизнь – среди буржуа, которых так любит адмирал де Колонн. И хотя я буду носить отнюдь не буржуазное имя, вращаться мне придется именно в этой среде».
Задумываться над этим надо было раньше.
Во дворе моего особняка меня ожидал сюрприз. Я увидела у крыльца незнакомую карету, не особенно, впрочем, богатую, целую кучу чемоданов и баулов, а рядом – склонившуюся над каким-то тюком женщину лет пятидесяти пяти. Она была в темном твидовом платье, белом кружевном чепце, покрывавшем серебристые волосы.
– О Боже, кто это? – спросила я раздраженно у Денизы, подбежавшей, чтобы помочь мне выйти. – Мой дом не гостиница!
– Это мадам Лукреция де Колонн, – страшным шепотом сказала служанка.
Я вздрогнула.
– Мадам Лукреция де Колонн?
Да это же мать Франсуа… Я изумленно уставилась на нее. Почему она здесь? Приехала на свадьбу? Раньше я как-то не думала, что у Франсуа есть родственники. У Эмманюэля их не было, и для меня было непривычно иметь дело с матерью человека, которого я люблю. Ведь это моя свекровь. Что я знала о ней? Только то, что она француженка, вышедшая замуж за испанского офицера флота. Она долго жила в Барселоне, после смерти мужа переехала в маленькое имение в Оверни…