Великий вызов. Жизнь за пределами обыденности
Шрифт:
К прыжку наружу очень легко привязаться, потому что в нем столько блаженства. Каждый раз, когда вы переживаете этот опыт, он дает вам некоторую свежесть, он создает в вас волнение. И вы начинаете повторять опыт вхождения в медитацию, переживания блаженства и возвращения назад. Вскоре это входит в привычку, и, возвращаясь, вы думаете, что достигли предельно возможного опыта, потому что ваш опыт был таким блаженным. Но вы еще не познали чего-то за пределами блаженства, так что опыт каждой медитации становится частью все той же самой повторяющейся, механической, привычной рутины. Теперь даже пауза, даже медитация становится частью механического
Некоторые религии остановились на этой точке; они говорят, что есть душа, индивидуальная душа; они не могут постичь брахмана. Брахман появляется только после того, как вы превзошли четвертую стадию, — когда вы можете выйти за пределы ума и вернуться обратно и не привязываетесь к блаженству паузы. И когда вы начинаете свидетельствовать этот выход и возвращение, медитативное состояние ума и немедитативное состояние ума, вы достигли самого тонкого момента. Тогда вы знаете, что момент медитации — тоже привычка, которую вы можете поддерживать многие жизни. Это не самадхи, не предельная осознанность, это — сатори.
Когда вы начинаете наблюдать это, на вас нисходит безмолвная осознанность. Безмолвная осознанность, невыбирающая осознанность возможна только в этой точке, не раньше.
Осознанность возможна только после сатори?
Да. Только после сатори, не раньше. Когда вы безмолвно осознаете уход и возвращение эго, может случиться окончательный взрыв. Вы выходите за пределы внутреннего и внешнего; вы растворяетесь во взрыве.
Это точка нирваны, брахма-упалабдхи, мокши, или называйте ее, как хотите. Она не была записана в уме; она не может быть записана в уме, потому что в ней сам механизм ума растворился.
Продолжает ли человек жить после этого в теле?
Конечно, потому что работа тела — это другой процесс. У тела свой собственный процесс; вы можете быть в нем, а можете и выйти из него. Окружающим кажется, что вы все еще живете в теле, в доме, но для вас этого дома больше нет. Вся вселенная стала телом.
Продолжает ли существовать индивидуальное тело?
Нет. Так только кажется другим. Если я попытаюсь говорить об этом, выразить это словами, возникнет проблема. Когда мы обсуждаем то, что происходит, когда человек выходит за пределы медитации, возникает парадокс. Это невозможно объяснить, потому что любое объяснение будет создавать новые парадоксы, новые противоречия.
Пятая стадия — это взрыв всего, что было. На пятой стадии ничего не остается. Это взрыв всего, чем вы были: вашей памяти, вашего интеллекта, вашего эго, вашей личности, вашего существа, вашей души. Того, чем вы были, теперь нет; вы выходите за пределы всего себя. Вас нет; вы становитесь существованием. Это точка брахмана, космического сознания.
Динамическая медитация может довести вас только до четвертой стадии, до сатори. Пятая стадия лежит за пределами любого метода. Руководство возможно только до четвертой стадии. Вот почему Кришнамурти говорит о не-руководстве. Пятая стадия находится за пределами руководства. Никакое руководство не может привести к безмолвной осознанности. Она либо случается, либо нет.
Пятая стадия — это само существование.
Каждый день Будде
«Что происходит с просветленным человеком? Куда он отправляется? Существует он или нет?»
Когда Будду спрашивали об этом изо дня в день, он отвечал:
«Это не имеет отношения к делу. Не спрашивайте. Это вопрос, который не следует задавать».
Он перечислил одиннадцать вопросов, которые ему нельзя было задавать, и этот вопрос был одним из них. Дело было не в том, что Будда не знал ответа; он не отвечал, потому что любое объяснение неизбежно создало бы новые проблемы.
Какова цель жизни? Почему нам следует практиковать йогу или какую-либо медитационную технику или дисциплину? Какой должна быть миссия человека в жизни?
Жизнь — это тайна, которую невозможно объяснить. Если бы ее можно было объяснить, она не была бы тайной. У жизни нет никакой миссии, потому что у тайны не может быть миссии; существует просто игривость, лила.
Вся вселенная — просто игра энергии. Игра означает нечто бесцельное, или нечто, что является целью само по себе. Достигать нечего; само действие является достижением. У жизни нет никакой миссии, потому что жизнь сама по себе является достижением. Так что вы можете жить многими разными способами, вы можете делать всевозможные вещи.
Жизнь — это просто выражение энергии, бесцельная космическая игра. Именно это создает тайну.
Запад больше стремится к открытию нового, чем Восток. Запад более любопытен, более пытлив, но ему не дано развить религиозное сознание, потому что он не может воспринимать жизнь как не имеющую цели. На Востоке мы смогли увидеть смысл в бессмыслице, смогли понять отсутствие цели как цель саму по себе, как нечто имеющее собственную внутреннюю ценность. Жизнь есть, и это все. Существование есть; этого достаточно. Зачем просить большего? Как может быть что-то большее, чем существование?
Когда вы достигаете сатори, ощущение бесцельности жизни начинает пробуждаться в вас: жизнь становится игрой. Вот почему дзэнские монахи веселы, а не серьезны. Если человек серьезен, значит, он никогда не переживал чудесного, таинственного, и поэтому серьезный человек не может быть религиозным. С приходом сатори вы становитесь игривым. Жизнь оказывается просто шуткой; в ней нет никакой серьезности. Вы можете смеяться над ней. Дзэнский монах может смеяться даже над Буддой. И это прекрасно, действительно прекрасно — не случалось ничего, подобного этому.
Люди боятся входить в сатори, потому что знают, что это будет нарушать систему общества.
Это действительно нарушает систему общества, потому что общество создано людьми, страдающими от болезни, которая называется серьезностью. Все общество охвачено этой болезнью. Она овладела всей жизнью: все вогнано в систему, распределено по категориям, разграничено.
Игру нельзя ограничить. Когда я люблю кого-то, это игра. Но когда любовь сковывают узами брака, игры больше нет; это стало серьезным делом. Любовь всегда игрива, именно поэтому она всегда мимолетна: она приходит и уходит. Но брак — это нечто статичное; его заключают, и он никогда не уходит. Это план, ограничительная линия, фиксированная система.