Великое путешествие кроликов

Адамс Ричард

— Изволь продолжать! — вмешался один из полицейских.

— Я нахожусь здесь для того, чтобы меня могли увидеть все жители колонии, — сказал кролик глухим голосом. — Все должны убедиться, что я понес заслуженное наказание. Я хотел предательски покинуть колонию. Сенат был милостив ко мне! Сенат был милостив! Сенат… Я не могу всего этого запомнить, сэр, никак не могу! — Обернувшись к полицейскому, кролик горько заплакал.

Потрясенный Лохмач молчал. Затем он отошел и снова занял свое место рядом с Кервелем.

— Этот трус обязан отвечать каждому, кто задает ему вопросы, — пояснил Кервель. —

Вот уже пол месяца он это твердит, а теперь совсем поглупел. Он пытался удрать, но Горицвет притащил его назад. В Сенате ему разорвали уши и велели выставить на позорном месте. Он сидит здесь во время сильфлея. Это хороший пример для недовольных. Мне кажется, однако, что он долго не протянет. Вскоре он встретит кролика со шкуркой почернее, чем у него самого!

Лохмач вздрогнул. Его покоробила жестокость Кервеля. Однако в этот момент в туннеле появились его новые подчиненные, и ему пришлось заняться делом.

Видно было, что Кервель гордится тем, что хорошо знает своих подчиненных в лицо.

Заговаривая с кроликами, он старался показать, что знаком даже с мелкими подробностями их личной жизни. Правда, Лохмачу показалось, что отвечали ему скорее недружелюбно, но он приписал это общему плохому настроению. Как ни старался Лохмач, следуя совету Смородины, уловить признаки гнева и возмущения в мелькавших перед ним апатичных физиономиях, он не заметил ничего.

Последними из норы вышли три крольчихи, ведя негромкий разговор.

— Скажи-ка, Нельтильта, как продвигается твоя дружба с новыми соседками? — спросил Кервель, пропуская одну из них.

Крольчиха, прелестное создание не старше трех месяцев от роду, дерзко на него посмотрела.

— Смею заметить, вас самих скоро ожидает продвижение, капитан! — сказала она. — Вы пойдете так же далеко, как капитан Мальва, а насколько известно, он чересчур далеко ушел!

Кервель ей ничего не ответил. Он не удостоил разговором также и тех крольчих, которые следовали за Нельтильтой.

— О чем эта крольчиха болтает? — спросил Лохмач.

— Тут у нас произошли кое-какие неприятности, — отвечал Кервель. — Компания крольчих устроила скандал на заседании Сената. Генерал велел их разъединить и парочку прислал ко мне. К ним-то и пристала Нельтильта. Я слежу за мятежницами, но они меня не тревожат, а Нельтильта стала нахальной и ведет себя все время не лучше, чем сегодня. Конечно, они понимают, что хозяева положения здесь мы, наша Аусла. Однако, хотя оснований для тревоги нет, прошу тебя, Тлейли, постарайся познакомиться с этими крольчихами и привести их в норму!

— Ладно! — согласился Лохмач. — А какие у вас правила насчет брака?

— Какие правила? Да если тебе понравится крольчиха, женись на любой из нашей метки! Крольчихи — наши подчиненные!

Чувствуя на себе осторожные косые взгляды подчиненных, Лохмач выбрался на луг. Он был обеспокоен и смущен. Как начать порученное ему опасное дело? А начинать уже пора! Кихар дал понять, что скоро улетит на север. Надо было рискнуть и кому-то довериться, но кому? Такие колонии обычно полны шпионов и провокаторов.

«Положусь-ка

я на себя, — подумал он. — Обойду всех и посмотрю, не сумею ли с кем-нибудь подружиться. Единственное, что я пока твердо знаю, — это то, что я вызволю отсюда этого несчастного Блэкавара! Клянусь Фрисом на мосту!»

Лохмач медленно поскакал по полю, освещенному последними лучами солнца. Он размышлял, пощипывая траву. Вскоре он приблизился к небольшой яме, похожей на ту, в которой они с Серебристым когда-то нашли Кихара. Спиной к нему в яме сидели три крольчихи. Он их узнал: они вышли из норы последними. Они уже утолили первый голод и сейчас болтали, пощипывая траву. Лохмач ужасно любил слушать сказки, и ему захотелось узнать, что нового рассказывают в этой странной колонии. Он тихо приблизился к краю ямы и тотчас же понял, что это была не сказка. Где же он слышал нечто подобное? Внезапно ему припомнился аромат моркови и Гусиная Лапка, стоявший над толпой. Крольчиха говорила:

— Крольчат своих юных крольчиха на поле однажды снесла поиграть… Цвела бузина, соловей пел на воле, пух тополя начал летать! А рожь колосилась, и весело с другом крольчиха неслась по полям. Нора их была самой теплой в округе, привольно жилось их друзьям. А нынче я гибну, снег хлопьями валит, давно не поет соловей. Я плачу! Без друга тоска меня давит! Уж хоть бы погибнуть скорей! И выводок новый во мне замерзает, а ветер веселый далеко летает! Увы мне! Где друг мой? За что нас терзают?

Крольчиха умолкла. Ее подруги тоже молчали. По-видимому, в стихах она выразила их общую грусть и тоску.

Лохмач был крепок как телом, так и душой, в нем не было ни на грош сентиментальности, но, сам хорошо знакомый с болью и страхом, он проникся к крольчихам живой жалостью.

Поддавшись минутному порыву, Лохмач соскочил в яму. Потревоженные крольчихи взглянули на него с ненавистью и брезгливо отодвинулись.

— Я знаю, тебя зовут Нельтильта, — сказал Лохмач хорошенькой крольчихе, недавно давшей отпор Кервелю. — А тебя как зовут? — повернулся он к ее соседке.

Помолчав, она неохотно ответила:

— Сесусиннан — Шелест Листвы, сэр.

— А тебя? — спросил Лохмач ту, что читала стихи.

— Хайзентли, — отвечала крольчиха.

Она повернула голову, и в ее взгляде Лохмач прочел тяжкую муку и горький упрек.

Внезапно Лохмач припомнил, что уже слышал ее имя от Остролиста. Однако опасно было допытываться, она ли разговаривала с Остролистом.

— Не позволите ли вы нам удалиться, сэр? — дерзко спросила Нельтильта.

— Я вас не держу! Идите куда хотите, — сконфуженно пробормотал Лохмач.