Великолепная Ориноко
Шрифт:
Пироги прибыли в деревню восемнадцатого во второй половине дня.
По своему географическому положению левый берег, вдоль которого шли пироги, принадлежит не Венесуэле, а Колумбии. Однако бечевник[106] долгое время оставался нейтральной полосой[107].
Вальдес и его товарищи не мешкали в пути и одолели пороги за пять дней, а девятнадцатого утром, загрузив багаж, снова отправились в путь.
Под проливным дождем маленькой флотилии снова пришлось лавировать среди бесчисленных островков и рифов. Западный ветер не облегчал продвижения вперед. Да и от северного ветра тоже было мало проку,
За устьем Сипапо были маленькие пороги (их называют Сихуауми), которые матросы сумели преодолеть за несколько часов, не разгружая лодок. Из-за всех этих помех за день удалось продвинуться только до устья Вичады, где и решено было остановиться на ночь.
Оба берега реки в этом месте представляют разительный контраст. На востоке — череда возвышенностей, песчаных отмелей, невысоких холмов, переходящих в горы, чьи далекие вершины золотились в последних лучах заходящего солнца; на западе — бескрайние равнины, орошаемые темными водами Вичады, берущей свои истоки в колумбийских льяносах и мощным потоком вливающейся в Ориноко.
Жак Эллок ожидал, что господин Фелипе и господин Баринас начнут спор относительно Вичады, которая с не меньшими основаниями чем Атабапо или Гуавьяре могла претендовать на роль истока Ориноко. Однако этого не произошло. Противники были уже в двух шагах от места впадения своих любимых рек и откладывали решающий диспут до прибытия на место.
На следующий день было пройдено двадцать километров. Рифы кончились, и плыть стало значительно легче. В течение нескольких часов пирогам даже удалось идти под парусом, что значительно облегчало работу матросов, и вскоре они достигли деревни Матавени на левом берегу реки того же имени.
Там стояла дюжина хижин, принадлежащих гуахибо, живущим преимущественно на левом берегу Ориноко. Если бы у путешественников было время подняться вверх по Вичаде, они бы увидели несколько деревень, где живут эти добрые, умные и трудолюбивые индейцы, продающие маниоку торговцам из Сан-Фернандо.
Если бы Жак Эллок и Жермен Патерн были одни, они, возможно, сделали бы остановку в устье этого притока, как несколькими неделями раньше в Ла-Урбане. И хотя их экспедиция в Сьерра-Матапей чуть было не окончилась трагически, Жермен Патерн, едва «Мориче» причалила к берегу рядом с «Гальинетой», счел необходимым высказать свое мнение в следующих выражениях.
— Мой дорогой Жак, — сказал он, — если я не ошибаюсь, министр народного образования послал нас в научную экспедицию по Ориноко...
— К чему ты клонишь? — спросил Жак, несколько удивленный таким началом.
— А вот к чему, Жак... Разве цель нашей экспедиции — только Ориноко?
— Ориноко и ее притоки.
— Ну так вот, если называть вещи своими именами, то, мне кажется, мы несколько пренебрегаем притоками этой великолепной реки с тех пор, как покинули Ла-Урбану...
— Ты так думаешь?
— Суди сам, мой друг. Разве мы прошли вверх по течению Апуре, Парарумы и Паргуасы?
— Вроде бы нет.
— Разве наша пирога шла между берегов Меты, одного из важнейших притоков великой венесуэльской реки?
— Нет, мы миновали устье Меты, не заходя в него.
— А Рио-Сипопо?
— Мы игнорировали Рио-Сипопо.
— А Рио-Вичада?
— Мы пренебрегли нашими обязанностями по отношению к Рио-Вичада.
— Это ты так шутишь, Жак?
— Так, мой милый Жермен, ибо, в конце концов, то, что не было сделано на пути туда, вполне может быть сделано на обратном пути. Они никуда не денутся, твои притоки,
— Жак, Жак... когда мы удостоимся чести быть принятыми министром народного образования...
— Ну так вот, натуралист ты несчастный, мы ему скажем: если бы мы были одни, господин министр, мы бы обследовали эти реки, поднимаясь по Ориноко. Но так как мы были в компании, хорошей компании, мы сочли благоразумным идти вместе до Сан-Фернандо.
— Где мы задержимся на некоторое время, я полагаю? — спросил Жермен Патерн.
— Для того чтобы решить вопрос об Атабапо и Гуавьяре, хотя мне кажется, что он давно решен в пользу точки зрения господина Мигеля, — ответил Жак Эллок. — Во всяком случае, это прекрасная возможность изучить оба притока в обществе господина Фелипе и господина Баринаса. Можешь быть уверен, что наша работа от этого только выиграет, и министр народного образования публично выразит нам свою благодарность!
Жан де Кермор с борта «Гальинеты» слышал разговор двух друзей, что отнюдь не было нескромностью с его стороны, да в этом разговоре и не было ничего секретного.
Совершенно очевидно, что, несмотря на противодействие сержанта Марсьяля, Жак Эллок пользовался любой возможностью выказать юноше свою симпатию. Жан, конечно, не мог этого не заметить, и естественно было ожидать, что со свойственной его возрасту пылкостью он откликнется на интерес, сочувствие и эту неизменную готовность прийти ему на помощь. Однако ничего подобного! Хотя Жан был тронут вниманием и заботой своего соотечественника, он держал себя с ним очень сдержанно, но не потому, что боялся воркотни сержанта, а в силу врожденной скромности и даже застенчивости. Когда же настанет время расстаться, когда Жан покинет Сан-Фернандо, чтобы продолжить свои поиски, а Жак Эллок отправится в обратный путь, вне всякого сомнения, Жан будет очень огорчен... Возможно, даже у него мелькнет мысль, что, будь Жак Эллок рядом с ним, у него было бы больше шансов достичь цели... И он наверняка был взволнован, услышав, как Жак говорит своему товарищу:
— И еще, Жермен, этот юноша, с которым случай свел нас в пути и который меня очень интересует... Разве он не внушает тебе глубокой симпатии?
— Конечно, Жак!
— Но ты знаешь, Жермен, чем больше я думаю о путешествии, которое он предпринял по зову сыновнего сердца, тем больше я опасаюсь, что вскоре он столкнется с совершенно непреодолимыми для него трудностями и опасностями. Получив в Сан-Фернандо новые сведения, он может отправиться дальше вверх по Ориноко... или даже по Риу-Негру... Да! Если он скажет себе: «Мой отец там», — ничто его не остановит. Достаточно взглянуть на него, достаточно его услышать, чтобы понять: чувство долга в нем граничит с героизмом!.. Ведь так, Жермен?
— Я разделяю твое мнение о Жане де Керморе, Жак, и у тебя есть все основания опасаться...
— И кто поможет ему, кто защитит? — продолжал Жак Эллок. — Старый солдат, который, конечно, отдаст за него жизнь... Но разве такой спутник ему нужен? И, откровенно говоря, Жермен, я бы предпочел, чтобы он ничего не узнал о своем отце в Сан-Фернандо...
Если бы Жак Эллок мог наблюдать в этот момент за Жаном де Кермором, он увидел бы, как тот поднял голову, встал, глаза его загорелись, а потом снова поник, удрученный мыслью, что ему, быть может, суждено вернуться домой, так и не достигнув своей цели. Однако это минутное отчаяние вновь сменилось надеждой, когда он услышал слова Жака: