Велиная княгиня. Анна Романовна
Шрифт:
– Полочане, да не потерпим сраму!
– и бросился с мечом на Добрыню.
– Опомнись!
– только и успел крикнуть богатырь, увернувшись от удара.
Все другие полочане ринулись на новгородцев. Зазвенели мечи, криками ярости, гнева, боли наполнились княжеские палаты. Падали сражённые, злее бились оставшиеся в живых. В эти минуты в трудном положении оказался Добрыня. Палицы при нем не было, лишь короткий меч хранился под кафтаном. Выхватил он его в тот самый миг, чтобы успеть отвести новый удар Рогволода. Добрыня был искусным бойцом и даже коротким мечом
Однако и Рогволод дрался отменно. Он уже сразил двух или трех воинов Добрыни, которые прикрывали воеводу. Да ослепила его разум бескрайняя ненависть, она-то и погубила князя.
Разметав прикрытие Добрыни, Рогволод зверем бросился на него, но слишком близко от богатыря оказался и грудью наткнулся на его меч.
Сила была на стороне новгородцев, и, хотя немало их полегло в трапезной и воевода Карл, вставший на место князя, сразил многих воинов, зажатые в крепкие клещи, один за другим полегли полочане, не добившись утоления мести. Рядом с Рогволодом пали его сыновья, молодые княжичи. Добрыня постоял над поверженными полоцким князем, его сыновьями и воеводами и, низко опустив голову, покинул княжеский дворец. А покидая Полоцк, наказал Путяте:
– Ты, Иван, наведи в городе тишину! Варягов, кои в разбой пустились, остуди. Павшему князю и сыновьям сверши обряд.
распорядившись во всем, Добрыня покинул Полоцк и верхами со своими гриднями умчал догонять князя Владимира.
Глава восьмая. ЗА ЕДИНУЮ РУСЬ
Путь от Полоцка до Киева в летнюю пору недалек, но труден. Скоро поднялись по Двине до реки Ловати. Её прошли на веслах. А от Ловати до Днепра начался тяжелый волок, да он привычен был. Но князю Владимиру некогда было смотреть, как тянут-катят ладьи посуху. Встретив в пути Добрыню с конной дружиной, он сам пересел на коня, Рогнеду посадил в кибитку, которую ещё воины Святослава добыли у печенегов и подарили Владимиру-отроку. С той поры князь берег этот подарок, из Киева в Новгород с собой увез. Теперь катил кибитку обратно в Киев, а в ней сидела красавица Рогнеда.
За время пути по рекам Владимир и Рогнеда обрели душевную привязанность. У шестнадцатилетней княгини уже не было желания упрекать Владимира за «худую» родословную. Да и какое ей было дело до всего прошлого, если в настоящем Владимир открывался для Рогнеды каждый час и день неким новым и ещё более желанным, чем вчера. Он был неутомим в ласках и богатырски силен в любовных утехах. Правда, Рогнеда порой уставала от его бурлящей силы, но усталость проходила легко, и она снова отдавалась наслаждениям.
Он же, молодой, ещё не испорченный языческими пороками, искренне полюбил Рогнеду. Он увидел, что она умеет платить за добро добром и была покладистого нрава. Дитя природы, она близко принимала беды других, всегда готовая на самопожертвование. Ещё она была горазда на выдумки и умела толковать сны. Однажды, когда до Киева было рукой подать, Рогнеда рассказала Владимиру свой сон и назвала его вещим,
Он пришел к ней в кибитку, уселся рядом, и Рогнеда тихо начала:
– Ноне во сне тебя и Ярополка видела. Будто идете вы чистым полем да через веси, несете в руках по кувшину и землю из них поливаете. Где капля из кувшина Ярополка упадет, там пламя, дым, чернота, а где твой кувшин изливается - дети появляются, птицы солнце славят, зелень и разные цветы прорастают. Ещё каменные грады по окоему встают. И разошлись ваши пути, пришли вы разными дорогами к Киеву-граду. Ярополк в Днепр кувшин опрокинул - льдом река покрылась, люди во льдах застыли, чайки взлететь не могут. Сам Ярополк по реке пошел, ан близ горы Щековицы льда не было, он последнюю каплю из кувшина вылил, река и загорелась…
– А что с Ярополком?
– обеспокоенно спросил Владимир.
Рогнеда не ответила на вопрос мужа, продолжила:
– Ты же свой кувшин на челнок у торгового человека променял, сел в него и уплыл в Византию.
– Что же дальше?
– Сие за дымкой и за окоемом. Да скоро дымка рассеется, и ты все узришь. Думай о кувшинах, что у вас.
Рогнеда загадочно-ведовски посмотрела в глаза своему господину. Князю Владимиру, однако, думать было некогда. Пришла пора ратных дел. Ещё ранним утром третьего июня прибыл в стан новгородцев боярский сын Стас Косарь. На заставе его остановили.
– Откуда? Кто?
– спросил десятский.
– Воевода Добрыня нужен. Отведите к нему, - попросил Стас.
В войске Владимира имя Добрыни было почитаемо выше прочих имен. Привели Косаря к Добрыне. Он велел стражам уйти.
– Верил тебе и не ошибся, - начал Добрыня.
– Ну говори, много ли увидел в нашу пользу.
– Скажу мало: спешите в Киев. Рати у Ярополка в Киеве нет, и самого князя - тоже.
– Куда он пропал?
– Ушел в низовья Днепра с воями. Ноне сидит в устье Роси, ждет помощи от печенегов.
– Почему от-печенегов?
– Боярский сын Варяжко ходил к ним. Они сказали: пусть Ярополк сам придет к ним и попросит помощи. И встречу на берегу Роси определили. Печенеги медлят; знать, не все вернулись из Таврии. Потому поспешите в стольный град. Войдут туда печенеги, и вам их не одолеть. Они ноне сильны. Вот и все, батюшка-воевода.
Стас замолчал. Добрыня долго о чем-то думал, наконец спросил:
– Ас боярином Блудом ты ладишь?
– Был днями боярин у моего батюшки. Слышал, сетует на Ярополка, говорит, волю большую дал варягам, мытарям жадным.
– Они что?
– Грабят у горожан что ни попадя. Последнее брашно отнимают. Ещё дев бесчестят, по ночам из домов умыкают.
– Много ли разбойных варягов?
– Больше тысячи сбежалось в Киев за последний год. Все они сошлись с теми, кои от Святославовой дружины остались, что под Свенельдом была.
– Укорот дадим, как придем в Киев.
– Добрыня подумал, что нет нужды снова посылать Косаря в стольный град, молвил: - Побудешь в дружине. Иди моим именем к Путяте и передай, чтобы при себе держал.