Веллоэнс. Книга первая. Восхождение

Шумеляк Андрей Мирославович

удивление, когда встретил на поляне бывшего ученика, направлявшегося в логово

проклятого…

Марх смахнул воспоминания. Глаз приноровился к яркому солнцу, от песка

веяло жаром, в небе появлялись причудливые знаки. Через десяток шагов

сабельщик подошел к великому камню. Кирпичного цвета поверхность усеяна

длинными выщербленами – песок, носимый ветром, изрезал камень сотнями

полос.

– Ну что, вперед, то бишь, наверх?

Тарсянин убрал кинжал, стал

взбираться. В сухом жаре долины пот испарялся

мгновенно, на теле оставались белые пятна соли, а горло чесалось от недостатка

влаги. Обожженные места болели, подниматься было тяжело. Один раз камень под

пальцами выкрошились и сабельщик повис, уцепившись больной рукой за уступ.

Раскаты боли проходили через пробитое плечо, судорога схватила пальцы, но

Марху удалось подтянуться и залезть на верхушку скалы. Спускаться было сложно, пологий склон, очень маленькие уступы, да и солнце раскалило камень так, что

пальцы обжигались. В трех шагах от земли, руки соскользнули и сабельщик, чертыхаясь, кубарем скатился в кусты полыни. Волдыри на спине стерло, от пыли

и травы раны зажгло невыносимо.

Марх сжал зубы, медленно достал кинжал. Прямо перед ним на замысловатом

плетеном орнаменте сидел паук. Крупный, с кулак, мохнатые лапки широко

разведены, куча глаз сверлят неведомого врага. В мгновение сабельщик выставил

кинжал, паук сложился, попав на острое лезвие. С клыков капал яд, через

хитиновые пластины текла густая паучья кровь. Тарсянин ощутил, как по спине

льются холодные потоки, сердце забилось, словно у загнанной лошади. Он резко

встал, смахнул с кинжала застывший страх, судорожно растоптал. Поднял взгляд и

ощутил, что деревенеет. Взору открылась долина – живая, пульсирующая и

шуршащая. Меж кустарников и редких валунов кишели сотни многолапых тварей.

Чернели спинки пауков, желтели жала скорпионов, огромными фасеточными

глазами смотрели похожие на стрекоз жуки, извивались ядовитые красноватые

сороконожки. Масса кипела, существа яростно бились друг с другом, пожирали

себе подобных, самки поедали самцов, таскали на себе прозрачные мешочки яиц.

Тарсянин почувствовал, что теряет сознание, с усилием вздохнул, сжал нож.

– Только вперед. Ну, Зуритай, ну овечий сын. Как это он видит наши страхи?

Была бы здесь армия, даже мускул не дрогнул бы. А тут эти.

Марх устремил взгляд на конец долины, наметил точку. Пошел размеренно, отсчитывая удары сердца. Вот он уже приблизился к этому морю ползучих тварей.

Губы медленно задвигались, произнося давно забытые молитвы, тихо распевая

псалмы богам и взывая о спасении. Глаза стали бесстрастные, отрешенные.

Тарсянин

ступал по долине, ощущал, как на него забираются десятки тонких

колючих лап, слышал, как угрожающе трещат чешуйками скорпионы, чувствовал

скользкие хоботки жуков и сороконожек. По животу поползли, щекоча, цепкие

жуки, от них шел стойкий квашеный запах. Марх медленно и глубоко вздохнул, давя смех, тут же в носу засвербело. Поднять руки сабельщик боялся – не напугать

бы тварей, пришлось сделать унизительное для воина действо. Облизав языком

верхнюю губу, дотянулся ею до носа, увлажняя волосатые пещеры. Полегчало. К

середине пути первый паук уже добрался до шеи, стал заползать на голову, занимая

лысую вершину. Он сорвался, зацепил скорпиона, умостившегося на поясе, они

сцепились в ожесточенной схватке, кубарем скатились по ноге, увязав в драку еще

нескольких тварей. Бьющийся комок барахтался на песчанике, тарсянин мысленно

поблагодарил богов и продолжил ход. Через некоторое время он был полностью

облеплен ядовитыми существами, щурил глаза, чтобы никакая мохнатая лапа не

задела зрачок. Чуть позже уже переступал вперед, закрыв глаза и плотно зажав рот.

Вдруг ощутил прохладу, осторожно открыл глаза и увидел, что находится в тускло

освещенной комнате за чертой спасительного круга. Неподалеку сидел дрожащий

от холода Пармен, обхватил колени руками, чернявую голову уронил на грудь, согревая дыханием посиневшую кожу.

Авенир брел по подземелью. Прямо в стенах были вырыты норы, вместо

дверей узкие дыры с решетками. Из недр истошно вопили, сорванные голоса

хрипели, сипели, отказываясь повиноваться своим хозяевам. Где-то рядом плакал

ребенок, верещал так, что по телу шла дрожь. Волхв оставил позади арку, вышел в

широкую комнату. Освещали пыточную факелы – масло коптило, гарь хоть и

уходила в отводы, но лицо и руки все равно быстро покрылись сажей. По обеим

сторонам находились орудия истязания.

На изогнутом посередке столе лежала женщина, в рот впихнута трубка.

Истязатели заливали в жертву мерзкую, отвратительно пахнущую жидкость. Глаза

мученицы вытаращены, голова и конечности зажаты тисками. Живот раздуло, как у

беременной, сил дергаться не было. Рядом на дыбе пытали подростка – мучители

закручивали валики, веревки до синевы затянуты на лодыжках и запястьях. Шипы

вонзались в плоть, от растяжения разрывало кожу. Супротив стонала, привязанная

к колесу жертва. Круг медленно вращался, попеременно – то ноги, то голова

погружались в вонючее варево. Изверги касались тела человека тонким лезвием, из