Вельтаншаунг. Уровень второй
Шрифт:
Никто не должен видеть моей слабости: ни попы, ни красные комиссары, ни шляхтичи, ни саксы, ни, тем более – нацисты.
Я вздохнул, мотнул головой, разгоняя несвоевременные мысли, проверил предохранитель на автомате, двинулся, куда глаза глядят. Вдруг лампа под потолком мигнула. Перепад напряжения? С чего бы это? Неужели здесь нет дополнительных аккумуляторов?
Где-то гулко брякнула дверь:
– Якоб, подержи автомат. Да быстрее, муха сонная!
– Эй, Ганс, далеко собрался?
–
– Что, Хирт опять зверствует? Как тебе его сыворотка правды? Сильно крутит?
– Да отцепись ты, балабол! О-о-о!!!
– Беги, Ганс, беги! А то потом опять подштанники стирать придется. Вонищи разведешь, не приведи Вотан!
– Черт! Черт! Черт!!! – топот каблуков ускорился. Где-то недалеко хлопнула еще одна дверь. И Ганс испустил в туалете таких злых духов, что на этот звук раздался ответный смех часового.
Весело им тут, как я погляжу! И, как всегда, за всем стоит неуловимый профессор. Как бы его прижучить?
– Пух-пух-пух-пух-пух! – пулеметной очередью неслось из туалета.
Итак: один занят самопознанием на толчке. Второй – злорадствует. И это – только начало.
Я короткой перебежкой оказался у двери с табличкой «М» и ухмыльнулся. Туалет был служебным. Ключ торчал в двери снаружи: бедолаге некогда было вытаскивать его из скважины. Ну что ж, пусть благодарит Хирта и сыворотку, что останется в живых. Я осторожно прикрыл дверь и дважды повернул ключ в замке. Первый – обезврежен. Пусть «медитирует» дальше.
Я на цыпочках прокрался к повороту коридора и выглянул.
Метрах в пяти от меня, у черных дверей стояли лицом друг к другу эсесовцы. Они были расслаблены, но автоматы болтались на груди.
Тот, который смотрел в мою сторону, сразу не понял, что я – вовсе не Ганс Христиан Андерсен. Это позволило мне выстрелить первым. В грудь фашисту.
Тот, что стоял ко мне спиной, открыл огонь с разворота.
– Тля!!! – кричал эсесовец, видимо, перепутав меня с мелкими паразитами. Но я-то ведь – крупный!
Я отскочил обратно за угол и выдохнул. Да, не ожидал я сразу на двоих напороться.
За спиной в дверь туалета забарабанили:
– Вы что там, ополоумели? Не вздохнуть с вами, не пердануть! Кончайте стрельбу!
Я хотел было прошить дверь очередью: вдруг эта «жертва экспериментов» сможет выбраться из заточения и нападет с ножом сзади? Но тут из-за угла высунулся охранник.
Хлоп! – одиночным выстрелом я снял любопытного немца.
Фашист ничего не успел понять. Как стоял у стенки, так по ней и сполз: тихо и печально.
– Якоб, не смешно уже! Ой-ей-ей! О-о-о!!! – и тираду закрытого в туалете заглушила канонада, только уже совсем не автоматная.
«Что ж, – подумал я, – повезло тебе сегодня,
И я добежал до входа, который только что охраняли.
Удар! – деревянная дверь оказалась на удивление тяжелой, даже пальцы отшиб. У меня возникло ощущение, что под облицовкой – сталь. Это очень походило на огромный замаскированный сейф. Возможно, этого требовал особый уровень секретности.
Кувырок, автоматная трель, я – снова на ногах. Но вокруг – никого. Лишь где-то за стеной капает вода из незакрытого крана.
О, нет!
Передо мной простирались два узких прохода в явные лабиринты: один – выложен красным кирпичом, другой – шлакоблочный, цементный бункер, выкрашенный в тревожный синий цвет.
На развилке коридоров, в небольшой нише, стоял стол со стулом. Выходит, впереди – двойной патруль, а здесь – сидел вахтер. Пропускной режим. Наверное, чтобы попасть в синий или красный коридор нужно иметь особый допуск. Появится чужак в тоннелях – непременно взревет сигнализация.
Не успел я осознать, что остался один в пустых лабиринтах, как за спиной насмешливо лязгнула входная дверь, противно клацая защелкнувшимся английским замком.
Пока Ганс, который не Андерсен, сочинял сказки, запертый мной в своем персональном кабинете, вахтер вышел отсюда, чтобы потрепаться. И, стало быть, все три ключа от двери – остались там, за стеной.
Что ж, этажом выше я уже сталкивался с обитателями цветных коридоров. Может быть, здесь содержат третьего брата-акробата? Эдакого неудержимого зверя, которого на войне одного можно выпускать вместо целой танковой бригады.
А если местного мутанта одеть в непробиваемую броню, научить стрелять, дать в руки гранатомет или просто пулемет да еще – подсунуть бесконечные патроны, вот тут, точно, всем мало не покажется.
Что я тут забыл? Нужно бежать отсюда! Вот только некуда: дверь-то уже закрыта.
Я подошел к столу.
Чем же занимаются немецкие охранники, сидя в подвале замка? Времени у них – вагон и маленькая тележка. Вот русские бы – пили. Поляки – разгадывали бы кроссворды. Итальянцы – рисовали бы чертиков, потому что их темперамент сверлил бы им шилом в интересном месте.
Враги же – читали. И, ладно бы, «Майн камф», мол, все здесь лояльны, чтут фюрера. Или их интересовали бы свежие журналы. Так ведь нет же!
В раскрытой книге готическими черными буквами было набрано: «…как серьезны мы после смерти; наши лица вытягиваются еще более, и, глядя на нас, даже черви, поедающие нас, впадают в меланхолию».
Мгновенно представился сдохший Гитлер и белый червяк, вылезающий у фюрера из-под челки. Трупоед кривился, плевался, давился и даже плакал, но продолжал жрать. Тьфу!