Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
Шрифт:
— Ну, царь Дмитрий Иванович вас тоже, пан Иван, наверняка наградит, за верную службу, — протянул оружейник.
— Наградит, — презрительно сказал Болотников, поведя широкими плечами. «Я же не за награды сражаюсь, пан Анджей, а за царя законного, чтобы эти Годуновы, — он хотел выругаться, — но сдержался, — на колу торчали, что Борька, что сынок его.
— Пан Анджей, — раздался с порога мастерской нежный голос, и оружейник радостно сказал:
«Готов ваш кинжал, пани Эльжбета, почистил, как просили».
— Здравствуйте,
Запахло чем-то свежим, как будто цветами, и пани Эльжбета, положив кинжал на узкую, ухоженную ладонь, смешливо сказала: «Вам не кажется, пан Анджей, что эта рысь, — женщина указала нежным пальчиком на золотую фигурку, — похожа на меня? Пан Теодор так говорит».
— Ваша правда, — оружейник рассмеялся, — и смотрит так же, гордо. Только вам надо глаза у нее на сапфировые поменять. Пусть будут синие, словно у вас, — как на сабле у пана Теодора.
— Нет, — Лиза ласково погладила голову рыси, — то кинжал старый, семейный, пусть остается таким, как был. Спасибо, пан Анджей, — она расплатилась и вышла.
— Тоже дамасская сталь, — вздохнул мастер. «Под женскую руку делался, сразу видно».
Болотников, не слыша его, следил за ней. Она подхватила пышные, бархатные юбки цвета старой меди, и пошла к входу в замок. Каштановые волосы блестели в утреннем, ярком солнце. Соколиные перья берета чуть покачивались. Сливочного цвета кружева закрывали высокую шею.
Он, было, стиснул зубы, и велел себе отвернуться, как женщина, поскользнувшись на краю оставленной ночным дождем лужи, охнув, — упала.
Лиза ударилась локтем о каменную ступеньку и зашипела от боли.
— Пани Эльжбета, — сильная рука подняла ее, и Болотников озабоченно спросил: «Вы не ушиблись?»
Ее щеки — белые, словно молоко, чуть покраснели, и женщина ответила: «Немножко, но все прошло уже. Спасибо, пан Иван».
Кинжал лежал рядом с изящной, обутой в сафьяновую туфельку, ножкой. «Господи, какая маленькая, — подумал Болотников, — как у ребенка». Лиза потянулась за ним, но мужчина сказал: «Что вы! Я сам».
Он наклонился и увидел, — совсем рядом, — тонкую щиколотку. Через шелк чулка просвечивала нежная кожа. Мужчина взял кинжал, но тут, же выронил — чья-то нога наступила на его руку.
— Не трогай то, что не твое, холоп, — раздался презрительный, мальчишеский голос.
Прозрачные глаза Петра оглядели мужчину с ног до головы, и он добавил: «И не смей касаться моей матери, а то я тебе руку отрублю. Пойдем, матушка».
Мальчик поднял кинжал, и они ушли, а Болотников все стоял посреди замкового двора, провожая ее глазами. В карих глазах заиграла холодная ненависть, и он неслышно сказал:
«Ну что ж, и холопы, бывают, царями становятся».
— А почему мы с матушкой не можем поехать во Львов? — Стефан недовольно выпятил губу.
«Там интересно, мне понравилось».
— Потому
— А лодка уже просохла, можно на воду спускать? — Петр оглянулся на дверь и пробормотал:
«Ну, когда уже, есть очень хочется».
Лиза внесла большое блюдо с жареной олениной и сказала: «Сейчас еще будут овощи и каждый, — она со значением посмотрела на детей, — получит свою долю».
Стефан скривился: «Ненавижу овощи. Папа, а это ты оленя убил?».
— Я, — Теодор положил себе мяса и кивнул сыновьям: «Налетайте, только маме не забудьте оставить. И этого, и тех трех, что в кладовой висят. А лодка, — он посмотрел на Петра, — да, просохла, так что вы оба молодцы, я ведь даже не помогал вам, сами построили».
— Да это так, — пробурчал Петр, краснея от удовольствия, — ерунда. Хоть этот, — он кивнул на брата, — научился молоток в руках держать, и доски пилить.
— Морковка с имбирем и медом, — весело сказала Лиза, внося миски, — и пюре из репы — тоже с медом!
— О, — Стефан оживился, — а ты говорила — овощи! Это я съем, — ребенок, было, потянулся к ложке, но мать строго сказала: «Сначала отцу, потом старшему брату, а потом, — она поцеловала огненно-рыжий затылок, — нашему сладкому Стефану».
— А еще что-нибудь будет? — поинтересовался Петр, когда блюдо с мясом опустело.
— Пирог с потрохами, — улыбнулась Лиза. «Сейчас принесу, и ешьте быстрее, вас отец Тадеуш ждет».
— Он вас хвалил, кстати, — добавил Теодор, отрезая себе сразу половину пирога. «А когда вернетесь из костела — матушка с вами французским позанимается».
Когда прочли молитву, и дети, убрав со стола, убежали, Лиза закрыла дверь на засов, и, принеся перо с чернильницей, сказала: «Давай».
— Ты уверена, что она за тобой не пойдет, там, в Львове? — озабоченно спросил Теодор.
Лиза отмахнулась. «Ей пятнадцать лет, начальник охраны ее попросту не выпустит из комнат, что нам предоставляет воевода. И потом, я же быстро, — она улыбнулась, — зашла в лавку и вышла, за мгновение обернусь, никто не заметит».
Он закрыл глаза и начал диктовать — медленно, размеренно.
— Хорошо, что я архитектор, — вдруг, смешливо, подумал мужчина, — все детали сразу запоминаю. У Стефана пока с этим тяжело, он рассеянный, но ничего, позже придет. Линию он чувствует так, как я, уже сейчас. Петр — тот, — Теодор даже улыбнулся, — конечно, кроме сабли и коня, пока больше ничего не любит. Ну, избу выстроит, — впрочем, что это за мужчина, который избы не срубит? — вот и все. Ничего, кому-то и воевать надо».