Вельяминовы. Начало пути. Книга 3
Шрифт:
— Хорошо, — Мирьям все стояла, опираясь на стол. «Хаим… — она закусила губу, — оттуда, — женщина махнула рукой в сторону окна, — ничего не было?»
Он покачал головой и ответил: «Нет. Уже и не надо ждать, Мирьям».
Жена стукнула кулаком по столу, — сильно, — и рав Горовиц вздрогнул. «Это, — четко, раздельно сказала Мирьям, — мой сын, Хаим. Я буду его ждать столько, сколько надо. Хоть, — она прервалась и застонала, прижавшись щекой к столу, — всю жизнь».
— Конечно, конечно, милая, —
Акушерка занесла в опочивальню серебряный кувшин с водой и вздохнула: «Идите, рав Горовиц. Прогуляйтесь, что ли, вон, светло еще на дворе».
Он посмотрел в темно-серые, как грозовая туча, глаза жены и торопливо сказал: «Дети сейчас позанимаются, и будут ложиться. Только бы все хорошо было…
— Будет, — сквозь зубы ответила жена и ласково улыбнулась.
Он прикрыл за собой дверь и зашел в спальню к младшим. Самый маленький, годовалый Арье, спал, раскинув пухлые ручки, чмокая губами. Длинные, кудрявые, темные волосы разметались по подушке. Рав Горовиц оглядел большую опочивальню и посчитал на пальцах:
— Тут пятеро, семеро с Меиром и Элияху. Господи, мальчик мой, уж и не узнаем, что с ним случилось, сгинул, пропал на этой Москве. Как войско возвращаться стало — так спрашивали у них, однако никто не слышал ничего. А теперь царь там, новый, русский. Мир заключать с ними будем, говорят. А нашего мальчика и не вернуть уже», — он снял нагар со свечи, и, прикоснувшись к мезузе, вздохнув, подумал: «А у Элишевы трое уже и тоже — мальчики все.
И у Мирьям, наверное, опять мальчик будет».
Он спустился вниз, и, взяв свою шляпу с сундука в передней, позвал: «Меир!»
Сын высунул светловолосую голову из столовой и улыбнулся: «Как там мама?»
— С Божьей помощью, — рав Горовиц оглянулся, и, подняв крышку сундука, пробормотал: «На всякий случай. Я схожу, прогуляюсь немного».
— Конечно, папа, — ласково ответил юноша, и рав Горовиц, взглянув в серые глаза, подумал:
«Как он на брата старшего похож. Ну, семнадцать лет, как раз и под хупу вставать можно.
Господи, два десятка лет мы с Мирьям живем, а будто — только вчера обвенчались. Только бы все хорошо было, дай Бог, дай Бог».
Меир вышел из столовой, и, нежно взяв отца за плечи — он был выше ростом, — сказал:
«Папа, ты только не волнуйся».
— Вот женишься, — пробурчал рав Хаим, — я на тебя посмотрю.
Он вздохнул, и, открыв тяжелые ворота — вышел на залитую закатным, медным сиянием, узкую улицу. От Мариацкого костела доносились тяжелые, гулкие удары колокола.
Рав Горовиц рассеянно с кем-то поздоровался, и, засунув руки в карманы, пошел на восток — к деревянному мосту через Вислу. Он посмотрел на темную, широкую реку, и, подняв голову, глядя на бесконечную,
«Убережет от всякого зла. Господи, ну забрал ты нашего мальчика, так пусть хоть он бы не страдал. И пани Эльжбета с Марией тоже — не страдали. Можешь же ты».
Над рекой, в уже сумрачном, душном, жарком небе кружились изящные, светлые чайки.
«Убереги от всякого зла, — твердо повторил рав Хаим, и подумал: «Надо вернуться. У детей уроки проверить, уложить их, помолиться. А потом с Меиром позанимаюсь, у него голова светлая, хорошая голова, когда-нибудь меня заменит. Господи, дожить бы, уже сорок лет мне этим годом».
Он глубоко вдохнул — воздух был горячим, почти раскаленным, и, не поднимая глаз, смотря на истертые булыжники, — пошел домой.
У ворот, — рав Хаим прищурился, — кто-то стоял. «Высокий какой, — подумал мужчина. И плечи широкие. Наверное, ночлег ему нужен, из синагоги ко мне послали. Ну, найдем, найдем.
Только сначала пусть поест, ну да Мирьям успела впрок наготовить, еще, как сватам обед давали».
— Вы ко мне? — спросил рав Горовиц мужчину в потрепанном, польском кафтане. Тот обернулся и Хаим отступил.
— Папа, — сказал он. «Папа, милый, здравствуй. Я тут, я вернулся».
— Элияху, — он протянул руку и погладил его по щеке. «Сыночек, сыночек мой, ты жив».
Юноша склонил голову и коснулся губами ладони отца. «И сказал Израиль Иосифу — увидеть твое лицо не думал я — прошептал рав Хаим.
Элияху обнял его, и, поцеловав седоватый висок, тихо продолжил: «И покажет тебе Господь даже потомство мое. Папа, папа, все, не плачь, я дома, я с вами. Пойдем, — он подтолкнул отца в сторону дома.
Рав Хаим вытер лицо рукавом капоты, и, схватившись за руку сына, сказал: «Подожди. Дай мне на тебя посмотреть, милый. Четыре года, Господи, четыре года, мы ведь и не чаяли уже, Элияху. А мама хорошо, — мужчина смущенно улыбнулся, — рожает».
— Ничего не меняется, — Элияху прижался щекой к его щеке. «Папа, папа, как я о вас скучал».
Дверь, прорезанная в воротах, открылась, и Меир, вылетев на улицу, даже не посмотрев в сторону брата, крикнул: «Папа! Ты никогда не поверишь! Там девочка, девочка!»
— Пани Эльжбета, — вдруг вспомнил рав Горовиц. «Права она была — трое сыновей с тех пор родилось, и теперь — дочь».
— Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его, — твердо сказал рав Горовиц, и, взяв Элияху за руку, велел: «Пойдемте домой, дети».
— Моэль расстроился, — смешливо сказал рав Горовиц, наклонившись над женой. Мирьям сидела в большом кресле у окна, поставив ноги на скамеечку. Девочка — черные, как смоль волосы, выбивались из-под чепчика, — спокойно дыша, спала.