Вельяминовы. За горизонт. Книга 1
Шрифт:
– Она предала семью, свою страну. Я ее растил, воспитывал, заботился о ней, а она отправила меня и Эстер в руки русских, даже глазом не моргнув. Для чего, Меир, зачем… – он покачал головой: «Не знаю, Авраам. Не знаю».
На столике красного дерева, перед Аделью, лежал открытый футляр, крокодиловой кожи, с маникюрным набором, золингеновской стали. Держа одну руку в стеклянной мисочке, с теплой водой, девушка перелистывала глянцевые страницы доставленной в номер программки, завтрашнего концерта. Сверху типография успела допечатать:
– Посвящается памяти доктора Эстер Горовиц, погибшей
– Шмуэль сказал, что фото сделали после защиты доктората… – снимок сестры для издания отдал полковник Горовиц. Адели больше нравилась другая фотография, тоже из бумажника дяди Меира. Тетя сидела под раскидистым, ореховым деревом, в сиянии осеннего солнца Израиля. Скрестив длинные, загорелые ноги, в шортах хаки, она завязала узлом на животе полы рубашки. На носу торчали солнечные очки. Эстер курила, салютуя фотографу бокалом:
– Я ей сделал коктейль, – тихо сказал дядя Меир, – она любила мартини… – полковник погладил светлые волосы сестры:
– Нашего покойного брата, дядю Аарона и дядю Авраама тоже так сняли, на тель-авивском пляже, задолго до войны. Только они пили пиво… – Адель кивнула:
– Я видела фото, тетя Эстер показывала семейный альбом, в кибуце… – Адель закрыла буклет:
– Так жалко малышей тети Эстер. Моше всего восемь лет, как Питеру и маленькому Ворону, он еще ребенок… – закончив говорить с Лондоном, Адель не стала спускаться для маникюра в гостиничную парикмахерскую, или вызывать мастера в номер:
– Во-первых, в гостинице болтаются репортеры. Нельзя вести себя грубо, но их интересовало только одно… – девушку расспрашивали о зверствах коммунистов в Будапеште:
– Сегодня утром господин Имре Надь объявил о создании коалиционного правительства, – холодно ответила Адель, – скоро беспорядки прекратятся, Венгрия встанет на путь свободы… – о новом правительстве она узнала, слушая радио, за утренней чашкой кофе:
– Нет нужды потакать низменным вкусам толпы, – ледяным голосом добавила девушка, – лучше напишите о помощи беженцам. Несчастные люди покидают Венгрию без денег и вещей… – на границе Красный Крест разворачивал палаточные лагеря. Ходили слухи, что в Австрии оказалось пятьдесят тысяч человек:
– Во-вторых, не хочется терять время, перед генеральной репетицией, – Адель взглянула на часы, – я сама отлично крашу ногти, Сабина меня научила. Заодно я поговорила с мамой…
Мать успела связаться с тетей Мартой:
– Лети в Израиль, – грустно сказала Клара, – женская рука всегда пригодится. Дядю Авраама врачи, наверное, отпустят только на похороны. У него половина ребер сломана, он должен оправиться. Кибуц кибуцем, но за детьми нужен уход… – положив трубку, Адель поняла, что так и не призналась матери в браке. Кольцо она держала в новом несессере, надевая драгоценность только при Генрике:
– На концерты я кольцо тоже не возьму – она подула на ногти, – в Лондоне все расскажу маме и дяди Джованни. Надо начинать откладывать деньги. Генрик хочет купить квартиры в Лондоне и Тель-Авиве… – Адель давно обзавелась светло-серой чековой книжкой, из Coutts & Co, семейных банкиров.
– Генрик пока ничего не зарабатывает, он в армии… – Адель перебирала в уме объявления о продаже лондонской недвижимости, – а моих гонораров не хватит на две квартиры. Но, демобилизовавшись, Генрик сразу начнет гастролировать… – муж показал ей расписание, занимающее две страницы в блокноте:
– Все крупные концертные залы выстроились в очередь, – усмехнулся Тупица, – еще записи пластинок, выступления на радио. Пока мой израильский агент справляется с приглашениями, но надо завести представителя в Европе. У меня есть кое-кто на примете… – Генрик думал о мистере Тоби Аллене:
– Он человек с Флит-стрит. Он знает прессу наизнанку, вхож в театры, и в любые двери Лондона. Именно такой нам и нужен… – Адель вспомнила о квартирке, где встречалась с Джоном:
Девушка покачала аккуратно уложенной головой:
– Кенсингтон хорош для холостяков. Это гарсоньерка, для одинокого человека. Джон наверняка снимал комнаты, а не купил их. Если даже и купил, то вряд ли он обрадуется моему, то есть нашему предложению… – о Джоне она мужу ничего говорить не собиралась:
– Что было, то прошло. Генрик знает, что я провела год в арабском плену, но остальное никого не касается. Джон не пошлет ему анонимное письмо, он не такой человек… – Адель запахнула пояс шелкового халата:
– Ногти высохли, надо одеваться. Генрик хотел за мной зайти, но я сказала, чтобы он не отвлекался от репетиции… – девушка не успела подняться. Ухоженная, мужская рука протянулась из-за ее плеча. Адель подумала:
– Он носит перчатки, но сейчас осень… – она вдохнула запах дорогой кожи, сандала, табака. Девушку затошнило. Сильная ладонь зажала ей рот. Острия маникюрных ножниц уперлись в мягкую шею Адели:
– Тихо, – велел вкрадчивый голос, – тихо, малышка. Тебе привет от Вахида.
Хозяин маленького кафе, напротив кованой ограды садов замка Шенбрунн, на западной окраине Вены, поднял ставни заведения. Рядом остановилась потрепанная машина, с венгерскими номерами.
Во времена союзной оккупации в замке размещалось командование британскими силами. Кафе обслуживало офицеров и дипломатов. Хозяин приучился готовить английский завтрак. Он увесил зал туристическими плакатами, призывающими посетить красоты города или съездить в Зальцбург, на родину Моцарта. Западное шоссе, где стояло кафе, вело именно туда.
Шоссе, впрочем, не закончили. Война остановила дорожные работы, начавшиеся после аншлюса:
– Сейчас говорят, что надо вернуться к строительству. Правильно, стране требуются деньги. Замок тоже отремонтировали, после ухода британцев… – летом хозяин неплохо заработал, на обслуживании туристов. Мелкий дождь поливал парковку. На капоте машины прилипли рыжие листья. Стоя за кофеваркой, хозяин вздохнул:
– Сезон закончился, большой прибыли ждать не стоит. Ко мне ходят только местные и случайные посетители, вроде этого беженца… – заглядывая в кафе после прогулки с собакой, экономя деньги, горожане заказывали только чашечку кофе. Беженец, как о нем думал хозяин, тоже попросил капуччино, на отличном немецком языке.