Вельяминовы. За горизонт. Книга 3
Шрифт:
– Согласитесь, доктор Эйриксен… – зазвенела ложечка, – собаки или крысы это одно, а человек совсем другое… – Аарону обстановка комнаты напомнила кабинет директора в школе при Университетском Колледже:
– Он тоже носил старый галстук, а по стенам развесил фотографии школьной команды по крикету… – Аарон понимал, что сэр Ричард занимает какой-то важный правительственный пост, но мужчина больше смахивал на провинциального священника или учителя:
– Тетя Марта тоже похожа на преподавательницу в женской школе. По ней и не скажешь, что она водит самолеты,
Тетя, в скучном твиде и еще более скучных жемчугах, устроившись в кресле, просматривала гамбургский альбом Аарона. Юноша заметил, что она пьет кофе, а не чай:
– С собой, должно быть, принесла. В здешнюю столовую нам ход закрыт, нас вели отдельной дорогой… – в лифте для посетителей, как о нем подумал Аарон, нашлось всего две кнопки:
– Вверх и вниз, – он скрыл ухмылку, – непонятно на каком мы этаже. Впрочем, кажется, на последнем… – в лифт их одних не пустили. До распахнутых дверей их довел охранник из подвала, в лифте юношей ждал давешний клерк в сатиновых нарукавниках. Аарон напомнил себе, что служащий может оказаться героем войны и кавалером орденов. Он незаметно рассматривал непроницаемое лицо работника секретного этажа:
– Понятно, что никого, кроме сопровождающего, тети Марты и здешнего начальника мы не увидим… – в комнате приятно пахло трубочным табаком. Сэр Ричард и Инге говорили об ассортименте табачной лавки на Джермин-стрит:
– У вас старинная трубка… – донесся до Инге голос с аристократическим акцентом, – видите, здесь появилась трещина, но ее заделали медной накладкой. У меня такая же, но серебряная. Трубку курил мой отец до первой войны… – тетя подняла голову. Бронзовый локон качнулся, она уперла тонкий палец в рисунок:
– Что адвокат Фридрих Краузе делал в Гамбурге… – требовательно спросила женщина. Аарон велел себе ничему не удивляться:
– Здесь он тоже известен. Впрочем, за обедом у нас на квартире он говорил, что хочет податься в политику… – Аарон рассказал историю знакомства с Краузе:
– Мы с Ханой уехали из города, она отправилась в Америку… – развел руками юноша, – вряд ли они поддерживают переписку. Хану осаждают мужчины, но она думает только о работе… – тетя что-то пробормотала себе под нос. Марта была уверена, что Хана не откажет ей в просьбе:
– Речь идет о недобитых нацистах. Регина была еврейкой, да и сама Хана так воспитана. Она любит Израиль, она поможет нам… – подсылать к Краузе израильтянку, пусть и родившуюся в Европе, было опасно:
– Если он действительно собачонка на побегушках у Макса и остальных… – Марта откинулась к кресле, – он всегда настороже. Но, судя по всему, он серьезно увлекся Дате. Он знает, что Хана еврейка, но ему на это наплевать. Хана сможет подобраться к нему ближе. Краузе нужен, как привратник, за ним лежит дверь к Максу, то есть к Ритбергу фон Теттау… – Марта понятия не имела, какое гражданство сейчас у деверя:
– Даже справки не навести, – мрачно подумала она, – у мерзавца наверняка с десяток имен и паспортов… – взяв из пенала итальянской кожи карандаш, она быстро начертила
– Сначала Хана, потом Сэм. Если Сэма возьмут поваром к их банде, это большая удача… – после аргентинской операции Марта предложила Харелю послать запрос в Чили об экстрадиции Рауффа. Коротышка помотал головой:
– Бесполезно. Сроки давности по его преступлениям прошли, Чили не рассмотрит нашу просьбу… – Марта постучала карандашом по зубам:
– У него есть дочка, согласно сведениям от Шмуэля. Девочку зовут Клара, она еще ребенок… – Марта не хотела бередить прошлое:
– Во-первых, Адель не бросила бы дитя в руках нациста, а, во-вторых, она мне все равно ничего не скажет. Никто не станет похищать ребенка, даже Моссад… – захлопнув альбом, она поднялась:
– Мистер Майер… – на работе Марта была церемонна, – вы пройдете со мной и посидите с нашим… – она повела рукой, – художественным отделом, а доктор Эйриксен останется здесь. Я еще вернусь, – пообещала Марта.
Каблуки простучали к столу, она подняла одну из разложенных на столе карточек. Инге успел прочесть отпечатанные на машинке короткие слова:
– Кепка. Журавль. Шелепин… – в разрыве низких туч над Темзой блеснуло солнце, Инге даже зажмурился. Засверкал золотой паркер Марты, она вывела на пустой карточке, твердым почерком:
– Александр Шпинне… – внизу женщина добавила: «Паук».
Свет настольной лампы под зеленым абажуром падал на сплетенные, хрупкие пальцы, на папку серого картона. Марта выключила радио и попросила коммутатор задерживать все звонки, кроме домашних:
– Но дома все спокойно, – она сидела нарочито прямо, глядя вперед, – Волк приехал из Линкольнс-Инн, покормил детей ужином. Маленький Джон собирает вещи для Марокко. Послезавтра утром мы идем в Бромптонскую ораторию, Лаура будет принимать послушание… – Марта коротко улыбнулась:
– На год, на большее ее не хватит, что бы она ни говорила… – стрелка на часах не миновала восьми вечера, но Марта сорвала с календаря сегодняшний листок:
– Завтра одиннадцатое апреля, вторник, – смотрела она на стену, – в конце недели Генрик с Аделью, Инге и Сабина улетают в Израиль… – как заметил сэр Ричард за приватным обедом с Мартой, им оставалось только ждать:
– Думаю, русские не преминут прислать доктору Эйриксену приглашение на какую-нибудь конференцию… – фыркнув, он помахал фальшивым письмом Констанцы, – они уверены, что наш физик поддался на их провокацию… – Марта отпила кофе:
– Нельзя недооценивать русских, Дик. Они были готовы на убийство жены доктора Эйриксена, они могут и сейчас, при его визите, пойти, что называется, на крайние меры… – показывая Инге фотографию Эйтингона, Марта предупредила:
– Формально он сидит в тюрьме, как сподвижник расстрелянного Берия, но это ничего не значит. Он, скорее всего, приватным образом консультирует Лубянку. Шпинне… – Марта положила узкую ладонь на быстрый рисунок художника из технического отдела, – его протеже, его ученик… – в этом Марта была больше, чем уверена: