Венценосные супруги. Между любовью и властью. Тайны великих союзов

Солнон Жан-Франсуа

Если королева, всем известная любительница пококетничать, и поддалась заигрыванию министра, то ее измена явилась не более чем кратким эпизодом. Мария Каролина предпочитала удовольствиям власть. Ничто не могло и не должно было угрожать ее превосходству над мужем. Мария Каролина была хорошей женой — за девять лет она родила восемь детей [114] — и заботливой матерью (она пеклась об их здоровье, занималась воспитанием, оплакивала умерших малышей), но в первую очередь она была королевой. Не будет преувеличением сказать, что, опираясь на верного Актона, на его советы, Мария Каролина стала подлинной государыней. Она участвовала во всех заседаниях Совета, председательствовала на них в отсутствие короля, читала депеши, напрямую общалась с иностранными посланниками, особенно маркизом де Галло, отправляла собственных послов в Вену, знала все и не пренебрегала ничем. Впрочем, надо признать, что европейскими делами она занималась больше, нежели внутренней политикой [115] .

Власть имела для Марии Каролины первостепенное значение, и поэтому она, понимая, как важно сохранять лицо, на словах поддерживала превосходство мужа. Написанные приказы укрепляли королевский авторитет. Ведя переписку, королева старалась не забывать формулировки, показывавшие уважение к закону и льстящие обидчивому Фердинанду: «Король даст вам указания» или «мои приказы /…/ всегда подчинены приказам короля». Находясь рядом с никчемным королем, Мария Каролина научилась быть то целеустремленной, то гибкой, то львицей, то лисой.

114

В период с 1779 по 1788 г., до этого было пять детей с 1772 по 1777 г., и затем трое с 1790 по 1793 г.

115

Michel Lacour-Gayet, op. cit., p. 56 et sq.

«Гнусный народ»

Мария Каролина овладевала секретами власти, и с каждым днем ее влияние росло. Она научилась плести интриги и вертеть мужем, не питавшим интереса к королевским обязанностям. Но прогремевшая в Париже революция погубила монархию, считавшуюся самой могущественной в мире; Людовик XVI и Мария Антуанетта были низложены. Мария Каролина напрочь забыла о дипломатической осторожности. Она не стеснялась в выражениях по поводу событий, уничтоживших королевскую власть во Франции и представлявших опасность для родственников неаполитанской королевы. Национальное учредительное собрание? «Гидра о тысячу двести голов». Парижские революционеры? «Орда негодяев, сборище бездельников». Патриоты, задумавшие освободить народ от «тиранов»? «Банда бешеных солдафонов».

Неаполь боялся, что революционная зараза перекинется на него. Королевство закрыло границы для потенциальных разжигателей, выдворило подозрительных иностранцев, усилило цензуру, установило наблюдение над всеми собраниями, щедро привечало французских беженцев. Мария Каролина и представить не могла, что Франция, где правил Людовик XIV, получит конституцию, а ее зять Людовик XVI выразит готовность присягнуть ей, после унизительного возращения из Варенны! У нее болело сердце за Марию Антуанетту, спасти которую, казалось, может лишь чудо. В апреле 1792 г. Законодательное собрание объявило войну королю Богемии и Венгрии. Значит, племянник и зять Марии Каролины император Франц II Габсбургский, который и носил этот титул, должен был встретиться с революционными войсками [116] .

116

Франц II, сын императора Леопольда II, брата Марии Каролины, женился в 1790 г. на Марии Терезии, старшей дочери собственной тети.

Во Франции все были осведомлены, кто именно правит Неаполитанским королевством, и прекрасно знали, как ревниво оберегает свою власть королева. Кто как ни она рассердилась, заподозрив, что король попал под влияние ее дорогого Актона? Мария Каролина не любила делиться. Тем более что министр флота и военных дел, милостью Фердинанда допущенный в Министерство иностранных дел, стремился уменьшить австрийское влияние. Марии Каролине, написавшей: «Моя главная цель [заключалась в том, чтобы] служить императору, моему брату [т. е. Леопольду II], которого я люблю всем сердцем; за него я охотно пролью кровь», дипломатические инициативы Актона были весьма не по нутру. Королева утверждала, что министр «устроился подле короля, и в отношении ее способен на самую черную неблагодарность». Но международные события заставляли ее беречь Актона.

В Париже знали, что королева симпатизирует австрийцам. Дюмурье (министр иностранных дел, занимавшийся отношениями Франции и Неаполя, бывший граф де Мако) должен был добиваться, чтобы королевство Двух Сицилий не заключало союз с Веной и сохраняло нейтралитет. Для выполнения этой деликатной задачи де Мако получил приказ о том, что он должен обратиться в первую очередь к Марии Каролине, а уж затем к Фердинанду, которого не считали заслуживающим внимания. Французский дипломат должен был успокоить страхи королевы, польстить ее тщеславию, расписать опасности войны, грозящие ее королевству [117] . Первая встреча была ледяной. Как только де Мако, которого Мария Каролина называла «негодным истуканом», вышел из кабинета, она в ярости, до этого мгновения сдерживаемой, отшвырнула веер.

117

Andr'e Bonnefons, Marie-Caroline, reine des Deux-Siciles (1768–1814), Paris, Perrin, 1905, p. 28.

Королевская чета опасалась военно-морского

наступления на Неаполь. Мария Каролина изо всех сил старалась защитить королевство. Она заделалась интенданткой, вербовщицей и министром снабжения. Она умоляла о помощи венский Двор: «Постарайтесь… как можно раньше прислать нам столько пушечных ядер, сколько вы можете; отправьте их морем вместе с порохом… Еще нам понадобятся ружья». Она просила, чтобы император командировал в Неаполь самого лучшего военачальника: «Уже пятьдесят лет, как в этой стране не звучало ни одного ружейного выстрела; мы совершенно не умеем воевать». Мария Каролина высчитывала, сколько продуктовых запасов надо на случай осады, показывала примеры экономности, пожертвовала часть своего столового серебра, часами переписывалась с монархами других стран. Короче говоря, правила. 17 декабря 1792 г. перед Неаполем появилась французская эскадра. Уже боялись худшего, но флот ушел без боя. Вернется ли он?

Все содрогнулись от жуткой новости о казни Людовика XVI. «Какой гнусный народ!» — Мария Каролина волновалась о сестре, заключенной в Тампле. — Всякий раз, стоило ей услышать какой-нибудь шум или крик, или когда в комнату входили, моя бедная сестра становилась на колени, молилась и готовилась к смерти. Бесчеловечные скоты, окружавшие ее, потешались». А тем временем к страданиям неаполитанской королевы постоянно добавлялись новые испытания. Вопреки воле Фердинанда, желавшего придерживаться нейтралитета, Мария Каролина заставила королевство войти в коалицию во главе с Англией. Союзный договор подписали 12 июля 1793 г. Неаполь прекращал все торговые отношения с Францией и должен был открыть порты английскому флоту. В соответствии с этим документом, капитан Нельсон в сентябре обратился к неаполитанским судам за поддержкой, чтобы оборонять Тулон от французских роялистов. Но блестящий офицер-артиллерист по имени Бонапарт захватил форт, который удерживал порт, провел бомбардировку вражеских судов на рейде и занял город. Английскому флоту пришлось поднять якоря, и неаполитанцы вернулись на родину.

Якобинские интриги в столице королевства Двух Сицилий, продовольственный кризис, страх увидеть, как вернулась в бухту французская эскадра ничего не значили в глазах Марии Каролины. Последняя беременность стоила ей многих сил, помимо этого королеву печалила потеря ребенка. Новость о том, что 16 октября 1793 г. казнили ее сестру Марию Антуанетту — с которой они детьми играли вместе в Вене — подкосила Марию Каролину окончательно. Ее охватила ненависть к парижским цареубийцам: «Я желаю, чтобы этот бесчестный народ изрубили на куски, стерли с лица земли, опозорили, не оставя от него ничего, по крайней мере в ближайшие пятьдесят лет. Надеюсь, что божественный гнев обрушится на эту Францию». Под гравюрой с портретом любимой сестры королева написала: «Я буду мстить до гроба». И до самой смерти не утихла ее скорбь, не зарубцевались раны.

Тем не менее неудачи и страдания не укротили неуемную энергию Марии Каролины. «Господу угодно покарать нас, — снова написала она. — Но, пока в моей лампе остается масло, я буду выполнять свой долг». Поступали дурные вести: в конце 1793 г. Коалиция [118] терпела одно поражение за другим. Было и отчего гневаться: Генуя объявила о нейтралитете, зять королевы эрцгерцог Тосканский питал слабость к Франции. Казалось, сам Везувий записался в союзники постылой Республики: в июле 1794 г. страшные извержения, сопровождавшиеся землетрясением, посеяли в стране панику. Мария Каролина была несокрушима. «Я буду скорбеть, — повторяла она, — но выполнять свой долг до самой смерти».

118

I антифранцузская коалиция — временный союз европейских государств, стремившийся восстановить во Франции монархию, после ее падения в ходе Французской революции. — Прим. ред.

Утешительницей королевы явилась ее новая фаворитка леди Гамильтон. Эмме, которая была поначалу любовницей, а затем стала женой английского посла в Неаполе Уильяма Гамильтона, едва минуло 30, и многим кружили голову ее «небесная» красота, талант певицы, искусство изображать в «позах», завернувшись в драпировку на манер греческой статуи, шедевры самых известных художников античности. Ее обожал немолодой муж, которым она крутила, как угодно, и восхищалось небольшое неаполитанское общество. Леди Гамильтон стала доверенным лицом Марии Каролины и ее неразлучной подругой. Во дворце, в театре, на публичных прогулках красавица Эмма была подле королевы. «Уже долгое время, — говорила та, — я живу возле нее, и наша близость длится больше двух лет». Враги королевы были даже уверены, что двух женщин соединяет сапфическая любовь. Но в те трудные времена их связывала в первую очередь политика. Леди Гамильтон признавалась в одном из писем: «В результате ситуации, в которой я тут нахожусь, я попала в политику. [Королева] любит Англию и выказывает большую привязанность нашему ведомству; она желает продолжать войну, поскольку это единственное средство извести отвратительную банду французов» [119] . Обеих женщин одолевала ненависть к революционной Франции.

119

Anne et Alain Pons, Lady Hamilton. L’amour sous le volcan, Paris, Nil Editions, p. 169–170.