Венчание со страхом
Шрифт:
— Ладно, зер гут, пошли, а то не пустят, — улыбнулся Никита.
Свидерко только махнул рукой, и к нему подбежал какой-то верзила в камуфляже, стоящий на входе. Они дружески пошептались, и их беспрепятственно пропустили в шапито.
Усевшись поближе к выходу на жесткую скамью, Колосов огляделся. Под оранжевым полотняным куполом зажигались огни. Там, в переплетении трапеций, веревочных лестниц, канатов и лонж вращался большой зеркальный шар, отбрасывавший тысячи бликов на арену, партер и ложи, постепенно заполняющиеся зрителями.
Никита вдохнул ни с чем не сравнимый
— Мороженое! Мороженое! — донеслось сбоку. — Ленинградское! Шоколадное «Лав»! «Марс» с карамелью!..
— Вон ихний директор, — шепнул Свидерко, указывая на представительного конферансье во фраке с блестками, вышедшего на манеж. — Считай, что владелец этой лавочки.
Они смотрели представление. Программа не отличалась оригинальностью, но артисты работали хорошо и ловко. Были там воздушные гимнасты, свободно перелетающие с трапеции на трапецию, эквилибрист, одетый в серебристый костюм, кувыркавшийся в воздухе, точно человек-амфибия в волнах океана, уморительные яркие клоуны в ковбойских шляпах, пародирующие родео на норовистом пегом коньке с короткой гривой.
Больше всего ему понравились дрессированные лошади — крупные, лоснящиеся, с перевязанными бабками и пышными султанами в гривах — прямо царские кони.
Номер «Женщина-змея» заставил Колосова насторожиться. Наконец-то он увидел и кое-что для себя полезное. Гибкая, наряженная Шахерезадой акробатка танцевала с двумя удавами, грациозно обвитыми вокруг ее шеи и талии. «Ложноногих, выходит, вы тут уважаете?» — удовлетворенно отметил Никита.
— Пойдем, — шепнул Свидерко. — Тут щас ерунда будет. Гвоздя-то у них сегодня в программе нет. Дядя Сеня сказал: хворают артисты.
— А что за гвоздь? — полюбопытствовал Никита.
— «Тигры и лошади братьев Полевых». Это при них Юзбашев твой состоит. Ну, айда, потолкуем со «справочным бюро».
Они тихонько выбрались из зала, обогнули шапито и попали на задний двор, огороженный высоким металлическим забором.
Здесь, точно гигантские кубики головоломки, тут и там были разбросаны вагончики на колесах — побольше, поменьше, поуже, подлиннее. В одном ржали кони, в другом пело радио, в третьем гремели посудой, в четвертом гоготали гуси, а из пятого доносилось басистое «А-а-у-у-мм» —точно струна на контрабасе лопнула, — то был нетерпеливый рев тигра, предвкушавшего вечернюю кормежку.
И только тут, на этом темном, плохо заасфальтированном, заваленном разным жилым хламом дворе Никита и понял, что же такое настоящий цирк-шапито: кочевье.
Дядя Сеня — бывший жонглер и акробат, коверный клоун и вольтижировщик, а ныне старший лошадиный тренер и по совместительству ветеринар без диплома по конским болезням — встретил сыщиков гостеприимно. Пригласил в тесную
Пока он хлопотал, Колосов узнал у своего московского напарника, отчего тот настолько свой в среде цирковых артистов.
Свидерко поведал ему, что полтора месяца назад на шапито был наезд местной группировки. Приезжали «бичи», требовали с артистов дань за выступление в Олимпийской деревне.
— Ну, понимаешь, первый-то раз они сами отбились. У них тут силовик один есть — кулаки, что твои гири. Он этим качкам ребра, как спички, переломал, — рассказывал Свидерко. — Ну, они, естественно, в бутылку: приехали сюда ночью. Стрельба — туда-сюда, силовика всей кодлой начали колошматить. Ну а мы как раз с ребятами в отделении дежурили. Ну приехали. И так мы тут поработали славно — только эта падаль у нас зубы на асфальт выплевывала. Одиннадцать человек забили по указу в камеру, дело возбудили о вымогательстве. Словом — все чин чинарем. Ну а циркачи за это к нам со всей душой. Они ребята хорошие, правильные ребята. Жизнь только у них не сахар. Верно я говорю, дядя Сень?
Тренер ответил не сразу. Дождался, пока гости выпили и закусили.
— Жизнь как жизнь. Сборы хоть малые, но есть. Публика хлопает. Звери не голодают. Чего еще желать?
— Сборы-то вам в основном тигры Полевых дают, — продолжал Свидерко. — Чего у них там стряслось? Почему не выступают сегодня?
— Да прострел у старшего. Плашмя лежит второй день, — ответил дядя Сеня, — Жидкий народец пошел. Чуть заколет где — сразу на бюллетень. Вот прежде… Про Филатова слыхали? Это который медведей дрессировал. Ну, ему медведь позвоночник переломил, так он, душа моя, чуть из корсета вылупился — тут же на манеж. Боль терпел адскую. Наколют его перед номером обезболивающим, отработает он, уйдет за кулисы и упадет: во как к делу-то относились! А как же иначе? Публика пришла, твое имя в афише, изволь работать. А сейчас… — Он налил по второй.
— Значит, полосатики ваши теперь на младшем Полевом и на этом, как его… новеньком… Константине… Он откуда у вас?
— Завхоз наш его выкопал где-то. Говорят — с нами поедет. Полевые вроде им довольны.
— А вы с ним, Семен Семенович, говорили? Как считаете, подойдет он для вашей цирковой жизни? — вступил в беседу Колосов.
— Да он недавно у нас. Месяца еще не минуло. Кто его знает? Животину вроде любит, жалеет. Клетки у него в чистоте. Да и кураж есть — тигров не боится. Он ведь вроде интеллигент. А раз такой в разнорабочие подался, выходит, интерес у него есть какой-то.
— А какой, по-вашему? — допытывался Никита. — Зарплата?
— Зарплата у меня, старшего тренера, шестьсот, и то после дождичка в четверг, а у такого, как он, — вообще с гулькин нос.
— Ну а что тогда?
Дядя Сеня пожал саженными плечами.
— Шут его знает. Это у завхоза да у самого Кинстинтина спрашивать надо. А вы чего им интересуетесь? Натворил, что ли, чего?
— Да так, — Никита вздохнул. — Сомнения у нас кой-какие. Вот скажите, мог он незаметно отлучаться из цирка?