Вендетта, или История всеми забытого
Шрифт:
Я смотрел на него с некоей завистью и голодом, снедавшим мое сердце. Еще один добровольно заблуждавшийся глупец, восторженный негодяй, упивавшийся несбыточной мечтой, бедняга, убежденный в верности женщин!
– Вы счастливый человек, – произнес я с натянутой улыбкой. – Вам, как и вашему кораблю, в жизни светит путеводная звезда – женщина, которая любит вас и верна вам. Не так ли?
Он ответил мне просто и прямо, при этом слегка приподняв шляпу:
– Да, синьор, моя мать.
Его наивный и неожиданный ответ глубоко тронул меня – куда глубже, чем я показал. В душе моей закипела горькая обида: почему, о, почему же моя матушка умерла так рано! Почему я так и не познал священной радости, которая, казалось, исходила от всего облика простого моряка и светилась в его взгляде? Почему я должен навсегда остаться один и всю жизнь нести на себе проклятие
– Синьор лишился матери?
– Она умерла, когда я был совсем ребенком, – коротко ответил я.
Сицилиец молча затянулся сигаркой – это было безмолвие искреннего сочувствия. Чтобы избавить его от замешательства, я произнес:
– Вы говорили о Терезе. Кто она такая?
– Ах, хороший вы задали вопрос, синьор! Никому не известно, кто она. Она любит Кармело Нери – вот и все, что говорят. Она такая нежная, такая хрупкая, словно пена на гребне волны. А Кармело… Вы видели Кармело, синьор?
Я отрицательно покачал головой.
– Вот и хорошо! Кармело – огромный, грубый и черный, словно лесной волк, сплошная шерсть и когти. А Тереза… Ну, вы видели облачко на ночном небе, проплывающее мимо луны и озаряемое золотистым отблеском? Тереза именно такая. Она маленькая и хрупкая, как дитя, у нее вьющиеся волосы, и нежные умоляющие глаза, и такие крохотные, слабые белые ручки, что и хворостину не смогут переломить. И все же с Кармело она может делать все что угодно: она единственное слабое место и светлое пятно в его жизни.
– Интересно, верна ли она ему? – пробормотал я отчасти про себя, отчасти вслух.
Капитан воспринял мои слова с некоторым удивлением.
– Верна ему? О Боже! Но ведь синьор ее совсем не знает. Был в банде Кармело один красавец-головорез, смельчак, каких свет не видывал. Он с ума сходил по Терезе и повсюду следовал за ней, как побитая собака. Однажды он застал ее одну, попытался обнять, а она выхватила у него из ножен кинжал и пырнула его, словно маленькая взбешенная фурия! Тогда она его не зарезала, но Кармело сделал это позже. Подумать только, такая хрупкая женщина, а внутри сущий дьявол! Она похваляется тем, что ни один мужчина, кроме Кармело, не коснулся даже локона у нее на голове. Да, она ему верна, и это тем более прискорбно.
– И что же, вы думаете, она его не обманывает? – спросил я.
– Нет-нет, ибо неверная женщина заслуживает смерти, но все же жаль, что Тереза беззаветно любит Кармело. Такого человека! Когда-нибудь жандармы его поймают, потом его до конца дней сошлют на галеры, а она умрет. Да, можете быть в этом уверены! Если только горе сразу же ее не прикончит, она покончит с собой, это уж точно! На вид она хрупкая и нежная, как цветок, но душа у нее крепка как сталь. Она и в смерти пойдет своим путем, так же как и в любви. Некоторые женщины такими рождены, и обычно у самых слабых на вид оказывается больше всего мужества.
Наш разговор был прерван появлением одного из матросов, явившегося за распоряжениями капитана. Разговорчивый шкипер с виноватой улыбкой и поклоном положил передо мной портсигар и оставил меня наедине с моими мыслями.
Я не жалел о том, что оказался в одиночестве. Мне требовалась небольшая передышка, чтобы поразмыслить, хотя мысли мои, словно новая солнечная система, вращались вокруг красной планеты – основополагающей идеи под названием «Месть». «Неверная женщина заслуживает смерти». Даже простой сицилийский моряк так считает. «Идите и убейте ее, идите и убейте ее!» – эти слова вновь и вновь звенели у меня в ушах, пока я не понял, что еще миг – и я произнесу их вслух. Душу мою терзала боль при мысли о женщине по имени Тереза, возлюбленной отпетого разбойника, одно имя которого наводило ужас и который внешне был столь же ужасен. Она, даже она осталась незапятнанной оскверняющими прикосновениями других мужчин, она гордилась своей верностью горному волку, чей характер был переменчив и обманчив. Она по праву могла хвастаться своей верностью возлюбленному, руки которого были по локоть в крови. А вот Нина… Законная супруга аристократа с незапятнанной репутацией смогла сбросить сияющий венец священных уз брака и повергла его в пыль. Она смогла втоптать в грязь честь и достоинство древнего рода, смогла опуститься до такой низменной мерзости, что даже простолюдинка Тереза, узнав об этом, скорее всего, отказалась бы даже прикоснуться к ее руке, посчитав ее оскверненной.
Боже праведный! Что такого
О мужчины! Вы, чьи жизни отягощены цепями в образе лицемерных женщин, – если Господь дарует вам от них детей, то на ваши головы падает двойное проклятие! Скрывая его в меру сил под маской светских приличий, которые все мы вынуждены носить, вы знаете, что нет ничего мучительнее, чем видеть, как невинное дитя доверчиво смотрит в лживые глаза неверной жены и называет ее священным словом «мать». Ешьте пепел и пейте отвар из полыни – они покажутся вам сладостью в сравнении с этой тошнотворной горечью!
Остаток дня я провел в одиночестве. Капитан брига иногда перебрасывался со мной веселыми фразами, но поднявшийся легкий встречный ветер требовал его постоянного участия в управлении судном, так что он не мог позволить себе предаваться пересудам, которые искренне любил. Погода стояла великолепная, и, несмотря на постоянное маневрирование с целью поймать переменчивый ветер, наш маленький бриг весело и быстро бежал по сверкающим средиземноморским волнам со скоростью, сулившей нам прибытие в Палермо уже на закате следующего дня. С наступлением вечера ветер усилился, и к тому времени, как луна, подобно огромной птице, взмыла в небо, мы неслись, убрав часть парусов, а борт корабля скользил и ласкал волны, мерцавшие серебристыми и золотистыми отсветами, то и дело вспыхивая фосфоресцирующими огоньками.
Мы пролетели почти под носом великолепной яхты, на мачте которой развевался английский флаг, – ее паруса белоснежно сверкали в лунном свете, а сама она прыгала по волнам, словно чайка. На палубе стоял мужчина, чья высокая атлетическая фигура резко выделялась благодаря одеянию яхтсмена, и обнимал за талию свою спутницу. Мы всего лишь минуту-другую шли рядом с величественным судном, но мне все же удалось хорошо разглядеть влюбленную парочку, и как же я пожалел этого мужчину! Почему? Он, несомненно, был англичанином, сыном страны, где сама земля должна благоухать добродетелью, поэтому женщина рядом с ним обязана являть собой совершенный образец чистоты: англичанин никогда не ошибется в подобных вещах! Никогда? Вы уверены? Ах, поверьте мне, теперь нет больших различий между женщинами разных народов. Когда-то они существовали, я готов согласиться с этим. Некогда, по общепринятому мнению, «английская роза» являла собой образец настоящей англичанки, но теперь, поскольку мир столь поумнел и преуспел в искусстве катиться под откос, может ли даже высокородный британский аристократ с легким сердцем взирать на поведение своей второй половины? Может ли он без опаски предоставить ее самой себе? И нет ли мужчин, также похваляющихся своей «голубой кровью», которые, возможно, готовы прибегнуть к воровским приемам, дабы в его отсутствие проникнуть в его дом с помощью отмычек и украсть расположение его жены? И разве не она, хоть и являясь матерью трех или четырех детей, готова с благоволением принимать мерзкого похитителя чести и прав ее мужа? Прочтите любую английскую газету за любой день, и вы обнаружите, что некогда «высоконравственная» Англия ноздря в ноздрю с другими менее лицемерными странами мчится к краю падения общественных нравов. Препятствия, когда-то существовавшие, сломаны, «профессиональных красавиц» принимают в кругах, где прежде одно их появление становилось сигналом всем уважаемым дамам немедленно удалиться. Титулованные аристократки услаждаются фиглярством на театральных подмостках в одеяниях, как нельзя более откровенно демонстрирующих их формы зубоскалящей публике, или же распевают в концертных залах ради удовольствия выставить себя напоказ и с улыбками и благодарными поклонами принимают вульгарные аплодисменты немытой толпы!