Вендетта
Шрифт:
Следующая башня находилась в ста шагах вниз по склону. Тца беспокоилась, как бы генуэзские солдаты, находившиеся там, не обнаружили ее и не причинили хлопот. Но, судя по приглушенным крикам, они были слишком увлечены игрой в кости.
Еще одна лошадь показалась в проходе. Всадник смотрел не на тропу перед собой, а на городские стены. Пригнувшись под низко нависшими ветвями, он натянул поводья и посмотрел вверх. Тца находилась на расстоянии не больше пятидесяти шагов, и наездник сразу же увидел ее. Несколько мгновений
— Тсс!
В деревьях по обе стороны от него, выше и ниже по холму угадывалось шевеление. Воины с лестницами выбегали из укрытий, в то время как Тца вскочила на ноги в своем убежище.
Она сразу же узнала всадника и людей с ним: по тюрбанам на головах, кривым саблям, сияющим нагрудникам, небольшого размера щитам. Хоть девушка никогда прежде и не видела ни одного, она хорошо их представляла. Южный ветер сирокко принес их сюда прямиком из Африки.
— Арабы! — пронзительно закричала она как раз в тот момент, когда люди полезли на стены.
ГЛАВА 13
НАБЕГ РАБОТОРГОВЦЕВ
Тиццане никогда не доводилось видеть пиратов, но она слышала о них. Последние в череде захватчиков, они покидали свои логова на севере Африки и бороздили Средиземное море на галерах. Почти каждое лето являлись они на Корсику, и после их набегов прибрежные города превращались в кладбища. Каждый год жители Сартена опасались, что, не удовольствовавшись награбленным на побережье, пираты направятся в глубь острова и дойдут до их городка.
И вот в это лето опасения оправдались.
Тца посмотрела на соседнюю башню: стражники в панике высыпали из открытых дверей бастиона и с криками мчались к городу.
«Трусы», — подумала она.
Но разве можно их винить? Они ведь генуэзцы — последние завоеватели острова. С чего бы чужакам сражаться за Корсику? Корсиканцам, как всегда, придется самим защищать себя.
Первые лестницы ударились о парапет по обе стороны от девушки.
— Коломбо, идем! — крикнула она и следом за верным псом скатилась по разрушенным ступеням.
Оставаться здесь не имело смысла, если только Тца не хотела стать первой жертвой налетчиков. Если где и поднимется сопротивление, то только в городе.
«Нет, не „если“», — думала она на бегу, а пустилась бежать девушка, едва только ступила на землю.
Определенно будет битва. Арабы пришли не за дешевыми товарами, что мог предложить Сартен, — шерстью, сыром и миррой, гранитными блоками, а за кое-чем в цену золота. Их интересовали рабы, служившие валютой во всем Средиземноморье. Но ни один мужчина Сартена не позволит увести себя в рабство без боя.
И ни одна женщина.
Пробегая мимо горожан, которые с раскрытыми ртами таращили глаза на пришельцев в белых одеждах и
Когда Тца выбежала на площадь, зазвонил церковный колокол; не как обычно, собирая прихожан на мессу, но тревожным набатом, призывая к оружию. И люди откликались на зов. Вот открылись двери казармы, и строем вышли генуэзские солдаты, все тридцать, под командованием офицера в рубахе навыпуск. Он размахивал саблей, остальные же были вооружены мушкетами и пиками. На улице, ведущей к городским воротам, спешно сооружали баррикаду из телег, чтобы не позволить врагам прорваться к воротам и впустить основные силы.
Тца бежала через площадь. Ей нужно найти отца. Как бы там ни было, он все же ее ближайшая родня.
— Папа! — закричала она, распахнув дверь.
— Оставь меня в покое.
Отец лежал на кровати, запрокинув голову и прикрыв глаза ладонью.
— Арабы пришли!
Рука опустилась. Он посмотрел на девушку.
— Ты смеешься надо мной, дочь?
— Нет же, папа! Слушай!
Колокол по-прежнему звонил — громко, немелодично, тревожно. Отец приподнялся на локте.
— Работорговцы?
— Да.
Он скинул ноги с кровати, посидел пару мгновений, глядя в пол. Затем посмотрел на девушку.
— Мой арбалет и саблю, — скомандовал он.
Да, отец часто бывал пьяной скотиной, но все же в его жилах текла кровь Маркагги.
Они спускались к площади, пробиваясь через встречную толпу, которую составляли преимущественно женщины, похватавшие то немногое, что могли унести с собой: узелки с едой, подсвечники и распятия; малыши висели на лямках через плечо, дети постарше бежали впереди. Все они спешили к восточным воротам.
На углу перевернулся экипаж, ехавшая в нем пожилая женщина лежала на булыжной мостовой в окружении рассыпавшихся пожитков. Улица была узкой, и спасающиеся горожане, не обращая внимания на крики несчастной, топтали ее вещи и едва не наступали на нее саму. Тца увидела, как мужчина в красивой льняной рубахе, размахивая над головой саблей, призывает остальных убрать старуху с дороги.
— Эмилио, — узнала его девушка.
Отец шагнул к нему, но путь преградила обезумевшая толпа. Наконец женщину и ее добро грубо отпихнули в сторону, и людская лавина помчалась дальше. В центре ее, тесно сомкнувшись вокруг нагруженной имуществом повозки, продвигались Эмилио и еще по меньшей мере четверо Фарсезе.