Венец айтаны
Шрифт:
Весь день, проведенный в баронской усадьбе, Элина ди Гордони чувствовала себя не в своей тарелке. «Ах, милочка моя, вы столько пережили!» – то и дело восклицала баронесса Хейна, а Вартольд зачем-то делал значительное лицо и повторял: «Зато теперь вы в безопасности, дорогая Элина, не беспокойтесь, вы среди друзей». Ну что они так причитают?
К ужину в замок вернулся барон и принялся рассуждать о политике.
– Мужиков давно пора поставить на место! – вещал он, сидя в удобном кресле с бокалом вина. – Совсем распоясались! Представляешь, Хейна, из Усторья шестнадцать человек к разбойникам
Элина помнила Усторье – довольно большую деревню, через которую они проезжали накануне. Она помнила бледное и решительное лицо Ронтона, говорившего перед деревенскими мужиками, помнила злость и ожесточение, звучавшие в голосах, помнила недобро сжатые кулаки.
– Если так и дальше пойдет, надо будет увеличивать охрану замка, – распалялся барон. – Скоро разбойники силу наберут и вконец обнаглеют, сами потом наплачемся. Я давно уже говорю капитану Вланнесу, что пора увеличить гарнизон! А то разбойники открыто по дорогам шляются! Дорогая Элина, вам очень повезло, что вы их не встретили!
– Да, – согласилась девушка. – Очень хорошо, что я не встретила разбойников.
– Отец, ну что ты опять пугаешь графиню! Видишь же, она еще не отошла от пережитого! – с глупым лицом зачем-то вступился за нее Вартольд.
– Ну я надеюсь, что теперь-то власти обратят внимание на этот беспредел! – продолжал барон. – Представляешь, Хейна, два дня назад разбойники сами напали на отряд солдат, а те, между прочим, были заняты поимкой важных военных преступников! Теперь капитан Вланнес тоже надеется, что в Картеви примут меры. Еще хотя бы несколько рот, и можно будет поставить на место и мужиков, и разбойников. Ребята из Колониальной армии – орлы, просто орлы!
Элина вздрогнула.
«Кузару не место на орситанской земле», – прозвучали в ушах суровые слова, и она знала, что это не пустая бравада, перед глазами промелькнули усталые лица Ронтона, Фетса, безымянных солдат и сержантов. Джастин бы не смолчал, подумала она. Джастин бы заступился за повстанцев, пристыдил бы барона. Джастин вообще не стал бы прятаться в замке, он бы непременно захотел уйти с повстанцами, как ушел с этой ведьмой за непонятным колдовским камнем. Увы, у ее младшего брата намного больше отваги, печально подумала Элина, вздохнула – и промолчала.
Глава VIII
Сомнения и решения
Итон Нолни стоял перед небольшим аккуратным домиком и через тонкую резную решетку смотрел в палисадник. Во дворе играл мальчишка лет семи, увлеченно сражаясь с лопухами длинной грязной палкой. Молодой пес, скорее еще щенок, чем взрослая собака, с веселым гавканьем принимал участие в забаве.
– Скотт! Иди обедать! – высунулась из дверей дома симпатичная, вся какая-то кругленькая женщина.
– Сейчас, мам, иду! – Пацаненок победил последний оплот врага и с чувством выполненного долга помчался в дом, сверкая грязными пятками.
Итон так засмотрелся, что чуть было не пропустил появление главы семьи. Вовремя услышав шаги, Нолни сделал шаг вперед и загородил собой калитку.
– Здравствуй, Синг, – зловеще сказал он. Мужчина в страхе отшатнулся.
Предателя Итон нашел случайно. Вести розыски в портовом Дундруте, кишмя
– Не узнал?
– Что вам надо?! – судя по помертвевшему лицу бывшего кавалериста, он не только узнал Итона, но и прекрасно представлял, зачем он здесь появился.
– Догадайся.
– Дин, зови гостя к столу! – это высунулась из дверей Милли.
Синг затравленно обернулся, а потом неожиданно выдавил: «Прошу!» – и, открыв калитку, быстро зашагал к дому. Вообще-то Нолни не рассчитывал на такой поворот событий – он думал вернуть Синга обратно в лавку, которая в обеденный перерыв будет пуста, и там привести в исполнение приговор. Милли разрушила эти планы. Что ж, тем хуже для нее.
Но Синг не стал задерживаться в гостиной (она же столовая), в которой обедали жена и сын.
– Это по делам, – отрывисто объяснил он и махнул Нолни рукой, приглашая пройти дальше. Итон молча последовал за ним, держась настороже. Но предатель даже не пытался защитить свою жизнь. Синг зашел в дальнюю комнату (кабинет, что ли, зачем-то попытался определить Нолни) и развернулся к гостю.
– Ну? – с вызовом спросил он.
– Это был ты? – Почему-то Итону было важно, чтобы тот признался сам. – Это ты выдал нас альгавийцам, Дин Синг?
– А если я скажу «нет», вы поверите? – усмехнулся Синг.
Итон молча смотрел на него, ожидая ответа.
– Да, я! – почти крикнул Синг, потом с беспокойством посмотрел на закрытую дверь, подошел, запер на замок.
– Почему?! – Итон сам не знал, зачем он задал этот вопрос. Синг недоуменно посмотрел на палача – чего же тот медлит, чего пристает с дурными вопросами? – но повинуясь тяжелому взгляду голубых глаз, начал рассказ. А Итон слушал сбивчивую речь и с ужасом понимал, что не сможет. Он убивал людей, но то было в схватке, то был честный поединок. А стать палачом, безжалостным, бездушным убийцей он не сможет. Неожиданно взгляд Нолни упал на рукоятку небрежно засунутой за шкаф сабли. Синг не сделал даже попытки ее достать.
– Защищайся! – прервал он предателя, указывая на оружие.
– Не буду! – яростно зашипел Синг. – Делай свое дело, Итон Нолни! Я заслужил смертный приговор!
Будто во сне, Нолни достал пистолет, наставил на предателя. Несколько бесконечно долгих мгновений он смотрел в побледневшее, но решительное лицо Синга.
– Мам, а папа сделает мне лодочку? – раздался где-то в доме звонкий детский голосок. Это стало последней каплей. Резко развернувшись, Итон почти бегом покинул дом предателя, улицу, поселок – не обращая внимания на то, что до сих пор судорожно сжимает в руке пистолет, пугая случайных прохожих.