Венец Бога Справедливости
Шрифт:
"Дорогие мама и папа…"
***
Ни малейшего движения, ни единого звука, ни толики аромата, ничего — пустота все последние дни, а их было уже три, сколько будет еще? Наверное, немного: без ветерка еще можно прожить, а без воды и еды — нет. Все-таки жаль, что с помощью магии нельзя создать ничего съестного, но только его иллюзию! Руфина глубоко и тяжело вздохнула, теряя силы, она медленно опустилась на пол и облокотилась спиной о стену, откинув голову назад, так она просидела минут двадцать, уже начиная дремать, как вдруг раздался легкий щелчок. "Неужели я начинаю сходить
Но щелчок происходил в действительности, и раздался он при открывании двери.
— Скучаешь? — спросил Зору, от этого неожиданного вопроса, Руфина мгновенно проснулась и вскочила, но сейчас такая резкость движения могла лишить её чувств.
— Не жалко, — холодно обронил Зору, наблюдая за тем, как Руфина сползла вниз по стене.
Зору, чуть постаревший, но полный сил и энергии стоял перед ней и с ненавистью в глазах смотрел на некогда так любимую им дочь. Он приоделся по моде этого времени и выглядел немного неестественно в брюках и рубашке с жилеткой, он сам привык себя видеть в длинных одеждах, но нашел и в этом определенную привлекательность, видя положительный момент в первую очередь в том, что он жив, будет жить и начинает свою новую страницу в будущем.
Руфина замерла; решив, что она потеряла сознание, он бесцеремонно подождал, когда она зашевелится и откроет глаза.
— Спится тебе? Впрочем, наверное, нет. Я вот зачем зашел: если хочешь есть или пить, хотя тут, скорее всего, и первое, и второе, так вот, если тебе что-нибудь нужно, то попроси и я дам. Не только поесть или попить, но и принца твоего увидеть тоже. Не сию минуту, конечно, но он уже мчится, не сомневайся!.. Опять молчишь? Ну, молчи, я тогда пойду, раз тебе ничего не нужно.
Сейчас любое упоминание о еде, было особенно болезненно, однако она молчала, зная, что откажи отцу раз — второй он ни за что не уступит, даже если она будет умолять его на коленях. Зору медленно развернулся и лишь когда был уже в дверях, Руфина позвала его.
— Отец, постойте. Я… хочу есть и пить, будьте так добры, принести хоть что-нибудь.
Дракон самодовольно улыбнулся, некоторое время он помолчал, нарочно играя на её чувствах.
— Хорошо, доченька, — сказал он наконец, — принесу.
Он вышел и, не закрыв двери, вернулся почти в ту же минуту. Конечно, он приготовил всё заранее, но давать что-либо так просто не собирался.
— Вот твоя еда, — сказал он, ставя на небольшой столик у её кровати поднос с кувшином и двумя накрытыми тарелками, рядом них лежали ложка и вилка. — Тут есть сок, твой любимый, вишневый. Хотя вряд ли это сейчас так.
— Так, я всё равно люблю его.
— О, значит, что-то с далекого детства осталось! Что-то, только не любовь ко мне. Интересно, ты все эти годы ненависть копила? По каплям, по крупицам!
— А вы? — задала она встречный вопрос, и, не смотря на то, что ей было тяжело, в упор посмотрела на него. Зору не отвернул взгляд в сторону, но заставил её вновь опустить голову.
— А что я? Я, так сказать, волею чуда перенесся во времени, и для меня с того дня прошло пять лет, я не три с лишним тысячи, так что по возрасту я тебе в прапраправнуки гожусь — не знаю даже
— Она к вам не вернется.
— Ты так думаешь?
— Уверена!
Зору уже, было, занес на ней руку, но потом отпустил.
— Значит, говоришь, не вернется? Посмотрим! Если я чуть постарел после всего, что случилось, но это нам е помеха, она и так в дочки мен годилась. Но всё равно любила.
— Она вас никогда не любила!
— Да, что ты! Она тебе говорила или сама догадалась?
— И то, и другое.
Зору побледнел, он знал, что Беатрис испытывала к нему весьма странные чувства, и то была скорее смесь ненависти с презрением и страхом, чем любовь, но слышать тому подтверждение он не хотел, не мог.
— Хватит об этом! Мне пора.
— Вы постарели не от расстройств, отец, а от вполне естественных процессов старения.
Зору, уже собравшийся уходить, резко развернулся к ней, метнув на неё взгляд, переполненный злости и страха.
— Что? — прошипел он. — Откуда тебе знать?
— Я это чувствую.
— Чувствуешь! — Зору резко и неожиданно шагнул к ней и схватил за горло обеими руками. — Как вы мне надоели все, чувствующие!
О ком речь? Руфина вконец ничего не понимала.
— Посмотрим еще — станешь ли ты Богиней — для начала, знаешь ли, кое-что выпить надо, жгучее такое, терпкое.
Зору резко откинул от себя Руфина — она бессильно упала на пол — он встал и вышел. Вначале она молчала, не было слов, не только вслух, но и про себя, и лишь минут пять спустя она заплакала, не от того, что отец минуту назад душил её, а из-за того, что ей стало по-настоящему страшно, жутко: кто она такая, чтобы называть драконов, живших много меньше неё, матерью и отцом? Кто она такая, чтобы любить двадцатичетырехлетнего юношу? Тогда, в Ридане, она лишь бессознательно боялась этого, решив расстаться с ним, а теперь все страхи стали понятными. Он спешит сюда, чтобы спасти её, и она совершенно ничего не может сделать, чтобы остановить его, сказать, что она старуха в маске юности, не достойна этого, и он должен думать о ком угодно, только не о ней!..
24 глава. Решение принято
По сравнению с Зору Руфине было много легче: она могла хотя бы поплакать, а ему всё приходилось держать в себе, единственное, что было возможно, это выместить на ком-нибудь свое зло, например на ученике или лучше сразу на том, кто обманул его.
Яромир мгновенно вскочил, когда Зору вошел в его учебную комнату, темную, поскольку стены так и остались камнями, ничем не обделанными для превращения их в часть жилища. Юный эльф затрясся как осиновый лист, если раньше образ учителя восхищал его, то последнее время что-то нет. Более того, Яромир начинал тяготиться долей, которую выбрал сам. И это ко всем кошмарам, где Фёдор Кулаев оживал и обещал отомстить и мстил за себя, под утро эльф успокаивал себя тем, что это просто с непривычки, но уж больно вписывалось это в общую картину растущего недовольства.