Венец Бога Справедливости
Шрифт:
— Когда?
— Сейчас. Такое дело — тянуть нет возможности.
С этими словами Астэлиас поднялся с места, вслед за ним Алиев. Вместе они проследовали в учебные лаборатории.
***
Драконы прибыли во дворец уже ближе к вечеру, поэтому они решили остаться в Сияющем городе на ночь. Естественно, им предложили покои во дворце: несколько смежных комнат с единой проходной гостиной, где все четверо и расположились после встречи с королевой. Интерьер в гостиной была выполнен в древнеидэлийском стиле, то есть со всеми мотивами устремленности к невозможному: изысканность
— Нравится?
— Да, очень!
— Но разве ты никогда не была здесь?
— Хорош биограф! Нет, Андрей, дворец я видела только издалека, а внутрь меня бы никто не впустил. Хотя, конечно, древнеидэлийский стиль мне известен, но я всякий раз восхищаюсь его выражениям.
Беатрис прошла внутрь комнаты и села на обитый шелком лиственничный диван, резные украшения которого претендовали на достойный спор с повешенными на стенах картинами или выставленными скульптурами. Последние изображали трех властительниц Идэлии начала формирования государства, а полотна повествовали об их делах, поэтому зал в целом являлся тематическим.
— Нам все равно придется лететь через Темное озеро, — мрачным голосом сказал Георг.
— Придется, — подтвердил Андрей.
— И видеть все, что эти твари натворили, тоже придется!
— Придется.
Георг, сидя в кресле, с легким стоном опустил голову на руки.
— Я не могу даже думать об этом. Я много чего видел, и в военных действиях участвовал, но это… нет, не могу!
Никто ничего не сказал ему: всех мучили сходные мысли.
— И все-таки в Долину нужно лететь, и как можно быстрее, — говорил Андрей, — я уверен: они уже выслали отряд на подавление необузданности змиев, и мне страшно думать, к чему это уже привело и к чему приведет. Одно знаю точно: линии пространства теряются и достраиваются практически постоянно.
— Достраиваются? — удивилась Беатрис, — Что ты хочешь этим сказать?
— Может, я не совсем правильно выразился, но так я хотел обозначить то, что пространство становится менее проницаемым, менее ощутимым.
— И при этом мы дали клятву, в рамках которой просто должны что-то делать. Должны! — едва не воскликнул Георг. — Но что и как?
— Может, — неуверенно предложила Беатрис, — просмотреть еще раз то, что нам известно об этих кристаллах? Итак, если они еще не приняли чью-то волю, то они почти невидимы, если же приняли, то мы не можем противостоять им с помощью магии.
— Да, только странное дело получается, — медленно сказал Андрей, — Я уничтожил демона, которого представил себе Эдвин, а ведь демон был из тех же кристаллов. Как Балскове активизировал их? Как? Я не понимаю: что он сделал!
— Андрей, а что делали вы? — спросила Руфина, в который раз обратясь к нему на "вы", и в очередной
— Я изучал их в рамках известных нам подходов. Не спорю, подошел только один известный мне способ, основанный на чисто механическом исследовании. Все другие варианты, так или иначе, требуют применения магии. Я же взял самую обычную учетную машину, которая выдала мне волны действия их силовых потоков. То, что мне она показала, поразило меня, не говоря уже о том, что активизировались эти кристаллы только ночью.
— Да, это то же интересный момент, выходит: кристаллы живые, имеют свои ритмы жизни?
— Во всяком случае, Георг, это наиболее разумный и логичный вывод, который приходит в голову, и все-таки тема эта очень скользкая: кристаллы — переходная к живым организмам форма, вопрос здесь в том, насколько и как в них проявлены признаки жизни.
— Но в этих, получается, более чем.
— Получается. Но наверняка мы пока ничего не знаем.
— А что поразило вас в их волновых графиках?
— Они не были похожи ни на одни из известных мне. Собственно, это и волны-то едва напоминало, скорее, нечто среднее между сложными графиками и многоугольниками.
Всех это не мало не удивило, внимательно и несколько ошеломленно посмотрел Георг на брата.
— Интересно получается, кристаллы стремятся к разрушению, но меж тем лини дают устремленные к порядку!
— Почему к порядку? Я более склонен считать это сложной структурой их силовых потоков и большой гибкостью в принятии форм, произнося последнее, я опираюсь на их более конкретные и реальные свойства.
— Кристаллы хотят быть чем-то? — спросила Беатрис.
— Возможно.
— Что если, — продолжала Беатрис, — это все вызвано нарушением равновесия?
— Что ты имеешь в виду?
— То, что до этого в мире господствовала одно начало, ведь, известно: Паллида — это и своеобразный фундамент нашего дома, и незаменимый материал при его строительстве. Возможно, мы слишком долго жили дарами оформляющего начала, теперь настала пора противоположного ему, разрушающего.
— Тогда почему они принимают конкретную форму? — удивилась Руфина.
— А что если они просто прибегают к такому пути, пути оформления, на самом деле не стремясь к этому, — предложил Андрей, — ведь они могут действовать и сразу по противоположной схеме, через разрушение? К тому, же, Руфина, я еще раз повторяю: оформленные кристаллы не дают нового, даже используя их для перемещения, Балскове способствует разрушению пространства, а не созданию в нем временной линии.
— Хорошо бы, — в сердцах воскликнул Георг, — он еще и себя разрушил!
— Так будет, но только не сразу.
— И наша задача — не дожидаться этого, — твердо сказала Беатрис. — Андрей, ты уверен, что Балскове по-другому активизировал кристаллы?
— Наверняка я этого знать не могу, но думаю, что да: ведь, уничтожив того демона в лаборатории, я никаких противоположений в свой адрес не почувствовал, как о том говорила Руфина. Отсюда следует, что разница есть.