Венец Бога Справедливости
Шрифт:
— Бедный! — сердце Беатрис сжалось в комок.
Нет, она его тут не оставит, чтобы не сказал на это Андрей! Да, она знает, что они не могут помочь, не могут ничего исправить, они должны лететь, но хоть кому-то хоть как-то они могут оказать помощь?
— Эля, скажи ему, что он пойдет с нами.
— Дедушка, пойдем с нами! Мы тебе поможем.
— Нельзя помочь! Ничего не вернуть! Нет, нет, дочка, нет. Ты идти, я остаться.
— Но вы погибнете тут! — Эля с нескрываемым ужасом в глазах посмотрела
— Нет, здесь всё моё. Я остаться!
— Нет!
Беатрис не могла понять всех слов, но "нет" звучало практически также. Почему старик отказывается?
— Госпожа, скажите что-нибудь, я переведу!
— Передай ему, что мы унесем его отсюда, ему нечего с нами бояться.
— Не то! Он говорит, что здесь всё его, ему нельзя помочь, и он останется! — девочка глотала слёзы, она не хотела бросать его, не могла даже представить такое.
— Дочка, лететь — вы, а я остаться. Мой дом здесь, мой сын, моя жена.
— У меня тоже погибла семья, но я не буду себя хоронить, я буду жить на радость моим родителям, моему старшему брату!
— И я хочу жить с ними, ты должна позволить остаться.
— Не могу! Не могу!
Старик вновь улыбнулся, сейчас его не мучили боли, не мучил голод, только один короткий выстрел внутри тела.
— Спасибо! — это было его последнее слово, ему было больно, но он умирал с улыбкой на устах, потому что знал: он уходит к своим, и это уход, согретый любовью и вниманием, скоро он станет частью своих близких и друзей.
Беатрис силой оторвала от него рыдающую Элю и преобразилась, крепко держа девочку в лапах, она возвращалась в лагерь. Все уже были готовы к отправке, а вскоре они пролетали над тем самым полем, где нашёл успокоение последний житель деревни Лесной Уголок, который в пепельный дождь уходил в погреб, где его не мог достать горячий пепел.
— Что это?! — с ужасом спросил Георг, увидев внизу поверхность, покрытую пеплом.
— Я боюсь предполагать, — отозвалась Беатрис, — но, похоже, Балскове нашёл друга в лице Горавна.
— Зачем ему Горавн? — удивилась Руфина, — Разве он не может повелевать вулканами самостоятельно, кристаллами?
— Думаю, что нет, — отвечал Андрей. — Вулкан — это не токи пространства, и не какой-то листок бумаги — это комплексное, самобытное, я бы сказал, образование, ему нельзя приказать до тех пор, пока не найдешь нужные силовые точки. Так что Беатрис, скорее всего, права.
— И таким образом получается, что Идэлия разрушена, Западная страна эльфов тоже. И еще неизвестно, что будет дальше.
— Война, например, — ответила Георгу Беатрис, — Лидия в бреду говорила об этом. Амнэрис поднимает войну против Западной страны эльфов, Царства Льва и Королевства Серебряного Дерева. Хотя не знаю: как Чертомир сможет
— Неужели Амнэрис, — отозвался Андрей, — тоже с Балскове?
— Конечно! Она, наверно, первая побежала к нему! Сама!
— Георг! — осекла его Беатрис. — Амнэрис — слишком противоречивая личность, чтобы делать такие прямые и поспешные выводы!
— Хм! У меня есть основания так утверждать! Особенно если учесть её недавние приветы в мой адрес, то я вообще ставлю под сомнение ее непричастность ко всему этому!
— Георг! — воскликнула Беатрис, но не успела сказать что-либо еще.
— Одно меня останавливает: вряд ли бы она стала рушить весь мир: самой-то тоже надо где-то жить. А если всё погибнет, то не будет и её Чертомира, и тех, кем она могла бы повелевать, да и она сама вряд ли останется существовать.
— Разумный довод, только вот на что надеется Балскове — он ведь тоже погибнет? Самоуничтожение — странная цель, особенно для того, кто любит и хочет властвовать. Не понимаю, — говорил Андрей. — Может, он сам завел механизм, силу и результаты действия которого, не мог даже представить?
— Скорее всего, — поддержала его Беатрис. — Согласись, если бы Великий Бог Справедливости знал о последствиях, стал он бы он оступаться?
***
Неровные отсветы костра постоянно выбирали разные участки — то стайку комаров, напряженно звенящих, то пышную луговую растительность, то редкие кусты перед началом леса, то переливы расположенной рядом реки, но чаще лица сидящих у огня. Кайл, устав после продолжительной дороги, задремал, а его спутники неотрывно смотрели друг на друга.
— Амедео, пожалуйста!
— Нет!
— Но это безжалостно!
— Я знаю. Еще аргументы есть?
— Это быстро.
— Не верю. Что еще скажешь?
— Что ты безжалостный.
— Ты с этого начинала.
Мирра глубоко вздохнула и отвернулась. Она не хотела соглашаться, не хотела. Ведь они могут залететь в Кастэнию и довезти туда эту женщину. У неё там трое детей, одни, а сейчас, в такое тревожное время, их вряд ли возьмут к себе малознакомые соседи (мать с двумя дочерьми и сыном переехала в город недавно). Но она не может идти через пепел! А об этом пепле говорят все встречные.
— Мне тоже жаль их. Ты, похоже, в очередной раз забываешь о том, что я не бесчувственен. Но я не собираюсь что-то доказывать, только скажу об одном: каждая минута промедления — это десятки, а то и сотни жизней. Сейчас, я уже не говорю, что будет потом.
Она помолчала. Надо заходить с другого конца — например, надавить на Кайла, или, если он прав, то лучше закрыть глаза и не думать. Ужасно! Немыслимо! Мирра встала.
— Ты куда?
— Просто погулять.
— В каком районе?