Венец Прямиславы
Шрифт:
Для Прямиславы и Крести, выросших в монастыре посреди города, все вокруг было внове: и свежая зелень мелких елок, и влажный слой прошлогодней листвы, пронзенный снизу тысячами острых копий молодой травы, и посеревшие, перележавшие зиму под снегом березовые листочки, похожие на круглые серебряные монетки. Особенно восхитили девушек лесные фиалки – крошечные, как ноготь на мизинце, фиолетовые цветочки на тонких светло-зеленых стебельках. Крестя принялась торопливо рвать их, а Прямислава вдруг ахнула. На земле лежало нечто, чему она не могла даже подобрать подходящего
– Что там? Не змея? Где? – К ней подбежала обеспокоенная Зорчиха.
– Нет. Это… – Пятясь, Прямислава показала рукой. Тешило, уже держащий наготове палку, глянул и радостно охнул:
– Ой, сморчок! Ну, живем! Ты что, сморчка никогда не видела? А еще есть?
И кинулся к противной сморщенной кучке, хищно растопырив пальцы.
– Это гриб такой, сморчок! – пояснила Зорчиха удивленным девушкам.
– Да разве грибы такие? – усомнилась Крестя.
В монастыре, конечно, видели грибы, но их или покупали на торгу по осени целыми возами, или, что чаще, получали в подарок от богатых богомольцев. Совершив такое приобретение, мать Митродора усаживала всех послушниц чистить грибы для сушки и засолки, так что с видом и свойствами грибов Крестя была знакома. Но такого им никогда видеть не приходилось.
– Они только теперь, в березозол [40] , и растут! – рассказывала Зорчиха, глядя, как довольный Тешило раскидывает ворохи листьев. – Их бы со сметаной, вкусные!
40
березозол – другое название апреля
– И без сметаны сойдет! – радостно отвечал Тешило. – Молодец девка, что углядела! Горяшки там не видно? – Он вытянул шею и оглядел ближний лес. – Сейчас наберем, и в котел!
– Прокипятить да слить сперва, а то отравишься!
– Не учи, бабка, ученых! Не знал бы, давно бы помер!
Прямислава пожала плечами. Ей никогда не приходилось так голодать, чтобы радоваться любой съедобной малости, даже если та выглядит подобным образом. Горяшки видно не было, и они с Крестей побрели в разные стороны, отыскивая для Тешилы коричневые морщинистые шляпки, которых он вскоре набрал уже полный подол. Грибы кончились, но Прямислава все шла и шла: лесок словно бы сам расступался перед ней, манил идти дальше, словно обещая вот-вот, через три-четыре шага, показать невиданные чудеса. Прямислава вдруг вспомнила о лешем из вечерних повествований Зорчихи, который вот так же заманивает в чащобу и кружит, пока человек не упадет замертво…
Испугавшись, княгиня остановилась и прислушалась, но вокруг царила тишина, точно она и правда уже оказалась в глухой чаще, а не возле опушки, где галдело на луговине почти двухтысячное войско. Прямислава тревожно огляделась: тропы под ногами не было, на буром толстом ковре палых листьев не осталось ее следов, по которым можно было бы вернуться обратно.
Она не удивилась: хотя возле опушки располагалось около двух тысяч человек, из всего войска ей должен был встретиться именно он, потому что она думала только о нем. Настороженно глядя на него, она ждала, когда он подойдет, но понятия не имела, что ему скажет. И у него самого вид был странный – отчасти довольный, отчасти нерешительный. Он был словно бы рад, что застал ее здесь, но не был уверен, то ли делает. Его половецкое лицо с этим озадаченным выражением показалось Прямиславе забавным, и она невольно улыбнулась.
– Что это ты в такую глушь забрела, да еще и одна? – Ростислав оживился при виде ее улыбки и тоже заулыбался.
– А кого же мне с собой было взять? – ответила Прямислава, довольная, что она одна: не хватало еще Зорчихе и Кресте смотреть на нее сейчас!
– Ну, няньку…
– Где это у послушниц няньки бывают?
– Ой, да! – Ростислав потер лоб, словно понял ошибку. – Я и забыл…
– Что забыл?
– Что ты… Веришь ли, все поверить не могу! – вдруг признался он, подойдя ближе. – Я ведь тебя вчера не шутя за княгиню принял. Теперь знаю, что ошибся, а все не верю!
– Да какая я княгиня… – Прямислава смутилась и отвернулась. Ей было неловко лгать, но признаваться не хотелось. И в то же время было приятно, что Ростислав никак не желает принимать ее за послушницу.
Ростислав усмехнулся:
– Какая! Много я княгинь видел, ни одна тебе в подметки не годится! Такие красавицы и князьям не всем достаются! Одна коса чего стоит! Если бы не подрясник, прямо русалка! Знаешь, русалки как раз весной по лесу гуляют и молодых парней завлекают.
– Не боишься? – поддразнила Прямислава, сама удивляясь своему задору. – А вдруг русалка защекочет?
– Щекочи! – Ростислав с готовностью подвинулся к ней и хотел обнять, но Прямислава, опомнившись, резво отскочила.
Прижавшись спиной к толстой березе, она смотрела на него, и ее черный подрясник был ужасающе неуместен в этом весеннем лесу.
– В монашки, значит, собираешься? – помолчав, спросил Ростислав. – А не жалко такой молодой в монастырь уходить?
– В монастырь не уходят, а приходят, – важно и даже отчасти надменно поправила Прямислава, повторяя слова игуменьи Евфимии, хотя в душе была полностью согласна с Ростиславом. – Да я уже там, меня игуменья отпустила только княгиню проводить – и назад. Матушка моя уже постриг приняла, скоро и мой черед.
– Матушка? Родная мать?
– Да.
– Что это вы с ней вдвоем надумали? Ну, она старая, ладно, а ты-то?
– После отца наследства осталось… всего ничего. На два подрясника, – повторила Прямислава слова Зорчихи. – Никакой жених не польстился бы. Вот мы обе и пошли в Христовы невесты.