Венецианский аспид
Шрифт:
– О, Бассанио, – произнесла она.
– Милая Порция, – ответил он.
– День, час и миг настал для нас – я ничего с такою силой не желала, как оказаться с вами рядом.
– А я – с вами. Прошу вас, встаньте, госпожа.
Она не встала.
Нерисса, еще не сошедшая с нижней ступеньки лестницы, посмотрела через головы влюбленных на Грациано – она и не помнила, что он такой симпатичный. Тот улыбнулся и в ответ тоже повел глазами.
– Я могла бы вам подсказать, – произнесла Порция, – но клятву бы тогда нарушила. А клятвы не нарушу [150] . Но вас утратив, грешница, я пожалею, что соблюла обет. О ваши взоры! Я ими пополам разделена. Одна часть – ваша, а другая – ваша… То бишь, моя; но, значит, ваша тоже. Итак, я ваша вся. О, что за время, лишающее
150
«Венецианский купец», акт III, сц. 2, пер. О. Сороки.
151
Там же, пер. И. Мандельштама.
– И я ваш, милая Порция. Подымитесь же.
Нерисса уже хихикнула и кокетливо прикрыла рот ладошкой, обмениваясь взглядами с Грациано. Его глаза не отрывались от сиянья лун-близнецов в ее декольте, а ее – озирали великолепную арку пера у него на шляпе и опускались к рукояти украшенного драгоценностями кинжала, который он носил на поясе. Игра началась и свеч стоила.
– Помедлите, день-два хоть подождите вы рисковать; ведь если ошибетесь – я потеряю вас; так потерпите. Мне что-то говорит (хоть не любовь), что не хочу терять вас; вам же ясно, что ненависть не даст подобной мысли. Но, если вам не все еще понятно (хоть девушке пристойней мысль, чем слово), – я б месяц-два хотела задержать вас, пока рискнете [152] , – сказала Порция. – Коль так судьбе угодно, то в ад идет пускай она – не я. Я говорю, однако, слишком много, но цель моя – чтоб время протянуть подолее и выбор ваш замедлить [153] .
152
Там же, пер. Т. Щепкиной-Куперник.
153
Там же, пер. П. Вейнберга.
– Позвольте выбрать, – прервал ее Бассанио. – В этом ожиданье я как на дыбе [154] .
– Итак, вперед! [155] Господа проводят вас к ларцам. – И Порция дала стряпчим знак вести Бассанио на террасу.
– А вы, моя госпожа?
– Я догоню. Ступайте.
Стряпчие отперли дверь и вывели двух молодых купцов наружу.
Нерисса остановилась над своею госпожой, стараясь не ржать.
– Застряли никак?
– Эта флорентийская обувь – страшное говно, – ответила Порция.
154
Там же, пер. О. Сороки.
155
Там же, пер. И. Мандельштама и П. Вейнберга.
– И вы панталончики не надели?
– Еще как надела я панталончики. Ты меня распущенной считаешь? Я застряла потому, что у меня нет сил подняться из этой позиции. Ну, помоги же мне.
Нерисса подцепила госпожу под мышки и утвердила на ногах. Так они постояли в неловком объятье.
– Хоть и сквозь шелк, но мрамор хладен для некоторых дамских чар, – изрекла Порция.
– Но их согреет вскоре приятственный супруг купеческого убежденья, – ответила Нерисса с ноткой надежды в голосе, коя не была совсем уж фальшива. Если ей удастся завлечь высокого друга Бассанио, Порция, может, и не уволит ее из соображений ревности.
– Ох, Бассанио такой привлекательный.
– И друг его.
– Тебе он мил?
– Вы шутите? Мне повезло, что я не прокатилась по мрамору подле вас.
– Я не потому оскользнулась.
– Пойдемте к ним, моя госпожа. Ходит слух, что ему выдали секрет ларца, в котором ваш портрет. Тогда вы будете невеста уж ввечеру.
Они выскользнули на террасу рука об руку, как танцовщицы – и мужские улыбки засияли им навстречу. Ну, если не считать стряпчих, кои не улыбались никогда, если активно не ебли при этом
– Как, уже выбрали? – удивилась Порция – однако довольная, однако встревоженная.
– Да, госпожа, личина правды, под которой наш хитрый век и самых мудрых ловит, – то золото блестящее! Мидаса то жесткий корм! Я не хотел его! И не сребро, посредник тусклый, пошлый между людьми! Но вот простой свинец, скорей грозящий, чем сулящий блага, – он бледностью своей красноречив: я взял его – будь выбор мой счастлив! [156]
– Он что, мегерой вас назвал? – прошептала Нерисса.
156
Парафраз, там же, пер. Т. Щепкиной-Куперник.
– Я чувствую, уж слишком сильно в сердце твое благословение; уменьши его скорей – оно меня задавит [157] , – ответила Порция.
Бассанио отпер ларец и заглянул в него. Откинутая крышка не давала никому увидеть, что внутри, – кроме Грациано, стоявшего рядом с соискателем.
– Что вижу здесь? [158] – Общее смятенье.
– Портрет несовершенен, – сказала Порция. – Художник пил, когда творил его, я уверена. Я говорила папеньке, надо заказать другой…
157
Там же, пер. П. Вейнберга.
158
Там же, пер. О. Сороки.
– Дурацкая голова, – произнес Бассанио. – Кукла. – Он вынул ее из ларца обеими руками, бережно, словно птенца.
– Вот свиток [159] , – сказал Грациано, выхватил кусок пергамента из ларца и прочел вслух:
Урок свинцового ларца —Алчность покойного отца:Ты стал орудием купца —Не благодетеля, а подлеца —И обратился сам в глупца.– Ох, отлично разыграно, дурак, – прошептала Нерисса. – Как же прекрасно разыграно. – И она оставила Порцию рыдать, а сама пошла провожать гостей к пристани – убедиться, что Грациано понял: ему конкретно путь в Бельмонт не заказан.
159
Там же, пер. И. Мандельштама и Т. Щепкиной-Куперник.
– Госпожа, я забыл передать вам вот это, – сказал я, отдавая Дездемоне крохотный портрет ее сестры, написанный на мраморном брелоке. Мы стояли у пристани, готовясь взойти на борт корабля, что доставит нас к Генуе, – небольшого торгового судна, оснащенного лишь восемью веслами, с командой в двенадцать человек. То было быстрейшее, легчайшее судно, которое Отелло мог вверить нашему походу.
– Ой как это мило, – отозвалась Дездемона. – Я буду им дорожить. Как же я скучаю по сестрице. Должно быть, ей очень грустно после кончины батюшки.
– Хоть он и был старый злонамеренный прохвост, э? – произнесла Джессика. Еврейка неким образом обзавелась парой высоких кожаных сапог, отвернутых у бедер, и широким поясом с латунной бляхой.
– Хватить пиратствовать, – сказал я.
– Рррык, – рррыкнула она.
– Объятия отцов и дочерей подчас колючи, – сказала Дездемона, – а любовь верна, хотя нежна бывает не всегда.
Джессика слышимо сглотнула.
– Это правда, госпожа. Мои извиненья.
– Пустяк, – ответила Дездемона, похлопав Джессику по руке. – И у нас есть для вас подарок, Карман. – Дездемона шагнула вбок, а вперед вышла Эмилия с тряпичным узелком, перевязанным бечевкой. Я положил его на доски настила и распустил узел. Внутри были свернуты черный шелковый шутовской колпак с серебряными бубенцами, а под ним – дублет и трико с ромбами черного атласа и бархата. Давненько не приходилось мне видеть совсем черного шутовского наряда.