Венеция. История от основания города до падения республики
Шрифт:
Появились и другие преимущества. Pax Nicephori, «Нисефорский мир», как его стали называть в честь императора Никифора, отмежевал Венецию от остальной Италии и тем самым – очень своевременно! – уберег ее от потрясений, которые вскоре преобразили политический пейзаж полуострова, да и большей части всей Западной Европы. Благодаря связям с Византией республика словно не заметила ни распространения феодальной системы, ни возникновения коммунальных правительств, позднее установившихся в Ломбардии и Тоскане, ни бесконечной войны между гвельфами и гибеллинами, которая, пусть и с перерывами, тянулась в той или иной форме почти до самого конца республики. Парадоксально, и все же факт: покорившись Восточной империи, Венеция тем самым обеспечила себе независимость и грядущее величие.
3
Возникновение города
(811–900)
«…И Варнава, взяв Марка, отплыл в Кипр». Если бы дух пророчества вошел в его сердце, когда берега Азии скрылись из виду, то как бы изумился этот слабый ученик (тот самый, что озирался назад, возложив руку на плуг, и потому был сочтен недостойным
19
Деян. 15: 39; Лк. 9: 62 (парафраз); далее имеется в виду, что апостол Петр не предложил Марку разделить с ним его служение (Деян. 12). – Прим. перев.
Лагуна вернулась к мирной жизни, и дож Аньелло смог полностью сосредоточиться на новой проблеме – ничуть не менее сложной и пугающей, чем та, с которой он только что справился. Острова Риальто, плоские и подверженные частым затоплениям, были слишком маленькими и болотистыми, чтобы принять наплыв новых поселенцев. Чтобы обустроить на них столицу, достойную растущей республики, их следовало укрепить, осушить и, насколько позволяли тогдашние примитивные методы мелиорации, расширить. Кроме того, следовало оградить их от морской стихии, потому что лиди – отмели на границе с открытым морем – оказались на поверку не слишком надежной защитой. Для решения этих задач дож назначил комиссию из трех человек. Николо Ардизонио он поручил укрепить лиди, при необходимости снабжая их искусственными подпорками; Лоренцо Алимпато – проложить каналы, укрепить берега островов и подготовить строительные площадки, а ответственность за само строительство возложил на своего родственника Пьетро Традонико.
Первые здания были в основном скромными, двухэтажными, легкой конструкции, снижавшей опасность просадки, и, как правило, крытыми соломой. Но, как и в современных венецианских домах, в них уже обычно имелись две двери: одна выходила на сушу (возможно, в небольшой огород при доме), а другая – прямо на воду. Самым употребительным материалом по-прежнему оставалась древесина – легкая, удобная в транспортировке, легкодоступная (благодаря сосновым лесам, окружавшим лагуну) и недорогая. Кирпичом, столь характерным для более поздней венецианской архитектуры, еще почти не пользовались: грязь на островах лагуны была слишком мягкой и жидкой. Для более внушительных построек – в случаях, когда дерево казалось недостаточно долговечным и впечатляющим, – оставался только один доступный материал: камень. Прежде всего – твердый белый камень с полуострова Истрия.
Но у камня тоже были недостатки, в особенности вес. Заложить достаточно прочный фундамент можно было лишь одним способом: забить в болотистую почву несколько тысяч деревянных свай вплотную друг к другу – так, чтобы их спиленные вровень верхушки образовали практически цельную твердую поверхность. Это был долгий и трудоемкий процесс, но дело того стоило: многие дома Венеции до сих пор держатся на сваях тысячелетней давности. Этой техникой продолжали пользоваться и впоследствии – чуть ли не до середины XX в. [20] Но в IX в. она только зарождалась; каменных зданий было немного, за исключением церквей и большого дворца, который Аньелло начал возводить для себя и своих преемников рядом со старой церковью Сан-Теодоре.
20
На таких сваях (количеством 1 156 627, согласно сохранившимся записям) покоится даже столь колоссальное здание, как церковь Санта-Мария делла Салюте, возведенная Бальдассаре Лонгеной между 1630 и 1687 гг. на берегу острова Дорсодуро («твердейшего», как подразумевает его название, из всех островов Риальто).
От первого Дворца дожей ничего не сохранилось. Он стоял на том же месте, что и нынешний, но выглядел совершенно иначе: из-за массивных зубчатых стен с угловыми башнями и подъемными мостами он походил скорее на крепость, что было вполне естественно в свете недавних событий. В архитектурном плане он и близко не мог сравниться с великолепными постройками, которые в то же время возводили прямо за ним с восточной стороны. То были церковь и монастырь Сан-Заккариа; церковь предназначалась для упокоения мощей этого святого (отца Иоанна Крестителя), недавно переданные Венеции в дар византийским императором Львом V Армянином в знак дружбы и доброй воли. Не исключено, что Лев этим не ограничился и сам оплатил все строительные работы; по меньшей мере точно известно, что он направил из Константинополя в Венецию опытных зодчих и мастеров. Но, как ни досадно, их творения тоже погибли. Сан-Заккариа, подобно большинству старейших церквей Венеции, перестраивался и подвергался реконструкции столько раз, что от изначального здания практически ничего не осталось. Но в ранней истории республики он сыграл немаловажную роль, и в свое время мы к нему вернемся.
Начальная застройка, продвигавшаяся по тщательно продуманному плану, предопределила основные линии развития для новорожденной столицы и в общих чертах сформировала ее облик, сохранившийся и по сей день. Но, помимо строительных забот, у дожа имелись и более насущные проблемы, и самую непростую из них создал он сам. Из всех правителей, которых до той поры знала Венеция, Аньелло был самым просвещенным, но и он поддался соблазну передать свою должность по наследству, а поскольку его старший сын Джустиниано находился в отъезде, в Константинополе, дож назначил соправителем младшего сына Джованни. Джустиниано вернулся и в гневе потребовал
Легенда гласит: корабль, на котором святой Марк плыл из Аквилеи в Рим, бросил якорь у островов Риальто. Здесь Марку явился ангел и благословил его такими словами: «Pax tibi, Marce, evangelista meus. Hic requiescet corpus tuum» [21] . Исторических оснований у этой легенды, мягко говоря, недостаточно, да и само пророчество казалось неосуществимым, поскольку святой Марк позднее стал епископом Александрии, где и прожил до самой смерти. Но легенда очень пригодилась в 828 г. или около того, когда два венецианских купца привезли из Египта некое забальзамированное тело и заявили, что это мощи евангелиста, выкраденные из александрийской усыпальницы. Как и следовало ожидать, рассказы об этой авантюре разнятся в деталях, но в целом сходятся на том, что купцам удалось каким-то образом уговорить или подкупить христиан, охранявших усыпальницу и обеспокоенных будущим своей церкви под властью сарацин. Похитители разрезали погребальные пелены на спине, извлекли тело и подменили его лежавшими тут же, под рукой, останками святого Клавдиана. Затем тело евангелиста уложили в большую корзину и понесли в гавань, где уже стоял наготове венецианский корабль [22] .
21
«Мир тебе, Марк, евангелист мой. Здесь упокоится тело твое» (лат.). Первая из этих двух фраз знакома всем посетителям Венеции, потому что она выбита на страницах раскрытой книги, которую держат в лапах общеизвестные крылатые львы, символы города. Одно из немногих исключений – каменный лев перед зданием Арсенала: его книгу оставили закрытой, сочтя ангельскую весть чересчур мирной для такого воинственного заведения.
22
Согласно одному из вариантов легенды, в то время в порту Александрии стояло целых десять венецианских кораблей. Если эта деталь правдива, то перед нами свидетельство того, насколько активно развивался торговый флот республики.
Между тем аромат святости, исходивший от мощей, так усилился, что, по словам одного хрониста, «даже если бы в Александрии собрали все пряности мира, город и то не напитался бы таким благоуханием» [23] . Это, естественно, вызвало подозрения, и местные чиновники явились обыскать корабль. Но венецианцы спрятали свою добычу, накрыв тело в корзине слоями свинины, при виде которой чиновники, все до одного благочестивые мусульмане, закричали: «Канзир, канзир!» (то есть «Свинья, свинья!») – и в ужасе бежали прочь. После этого тело завернули в парусину и подняли на нок-рею, где оно и оставалось, пока судно не покинуло порт. Впрочем, на этом испытания не кончились: на обратном пути корабль едва не напоролся на какой-то риф, не отмеченный на карте, но святой Марк самолично разбудил спящего капитана и вовремя подсказал ему, что нужно убрать паруса. Благодаря этому корабль уцелел и в конце концов добрался до Венеции, где его драгоценный груз встретили со всем надлежащим ликованием.
23
Мартино да Канале. Хроника Венеции, глава IX.
Это предание, очаровательно и во всех подробностях (вплоть до криков, с которыми таможенные чиновники бежали с корабля) проиллюстрированное мозаиками на стенах нынешней базилики [24] , – не просто одна из легенд, которыми так богата ранняя история Венеции, а нечто более важное. Тождество останков, привезенных в Венецию, с мощами святого Марка большинство исследователей признают историческим фактом. Столь же несомненно и то, что Джустиниано Партичипацио (который остался дожем и правил единолично после смерти своего отца, скончавшегося в 827 г.) тотчас повелел построить для хранения этих мощей отдельную часовню в броло (саду), отделявшем его дворец от церкви Сан-Теодоре. Более того, велика вероятность, что вся экспедиция в Александрию была предпринята по тайному распоряжению самого дожа. Чтобы завоевать почетное место среди государств новой Европы, постепенно приобретавшей все более определенные очертания, Венеция нуждалась в каком-то особом знаке престижа: одного лишь богатства или господства на море было недостаточно. В Средние века, когда политика и религия были связаны между собой неразрывно, придать городу ореол мистического могущества могли какие-нибудь значимые святые реликвии. Мощи святого Захарии, конечно, были лучше, чем ничего, но этого казалось мало. А вот мощи одного из евангелистов обеспечивали Венеции апостольское покровительство и высочайшее, второе после Рима, место в духовной иерархии, что (в совокупности со статусом патриарха, закрепившимся за венецианскими епископами) позволяло притязать на беспрецедентную для стран латинского Запада автокефалию.
24
Над южным трансептом, около часовни Святого Климента.