Венера Прайм

Кларк Артур Чарльз

— Блейк! Где ты пропадал?

— Мам, ты выглядишь потрясающе, как всегда.

— Хотела бы я сказать то же самое о тебе, дорогой. Ты спал в лесу?

Эмеральда Ли Редфилд высокая женщина. Ухоженная кожа, тщательный макияж и изысканная одежда позволяли ей выглядеть лет на тридцать моложе, по крайней мере, в глазах ее сына.

При всей своей элегантности она не была занудой. Она с энтузиазмом обняла его. Затем, продолжая держать его за плечи, изучала его на расстоянии вытянутой руки.

Он рассмеялся и пожал плечами:

—

Ты почти угадала.

Они прошли в просторную солнечную гостиную. С высоты восьмидесяти девяти этажей открывалась прекрасная панорама. — Башни Нижнего Манхэттена окруженные морем.

— Почему ты так долго не звонил? Мы не знали, что думать! Твой отец связался практически со всеми, кого знал, но никто…

— О, только не это. Ведь я ему сто раз говорил, что когда я иду по следу редкого приобретения, мне иногда приходится как бы… уходить в подполье и лишнее внимание, лишние расспросы могут мне повредить.

— Блейк, ну ты знаешь, какой он.

Эдвард Редфилд постоянно критиковал Блейка за его увлечение старинными книгам и рукописям, и время от времени разражался гневными тирадами против «выбрасывания» Блейком денег на эти приобретения. — Денег, которые Эдвард не мог контролировать, поскольку они были оставлены Блейку его дедом.

Представители клана Редфилдов всегда были видными административными и политическими деятелями Манхэттена, этого образцового города, центра Средне-атлантического административного округа. Поколения Редфилдов были настолько активны в общественной жизни, что нынешняя государственная организация континента Северной Америки была создана во многом их усилиями. В это государственное образование бывшие Соединенные Штаты входили только как географическое понятие.

Мать и сын опустились в мягкие, обитые синим бархатом кресла.

— Корче. Как видишь я живой и почти невредимый.

— Ну и почему же ты так выглядишь, что случилось?

— Я вернулся домой сегодня утром и обнаружил, что все здание, в котором была моя, квартира сгорело дотла. Сгорело все, что у меня было.

— Мой бедный мальчик… твоя мебель? Твоя одежда? — Она глянула на его грязные парусиновые туфли.

— Главное книги, картины, предметы искусства.

— Такая беда, дорогой. Ты, должно быть, в ужасном состоянии. Но все, конечно, застраховано?

— О, да. Давай я все подробно расскажу за обедом. А сейчас позволь мне сменить эту потную одежду.

— Блейк… как хорошо, что ты дома.

Он направился в комнату, в которой все было точно так же, как во времена его учебы в колледже. Несмотря на легкую безалаберность, с которой его мать вела жизнь, она говорила от чистого сердца. Несмотря на все эмоциональные трения — между ним и родителями прочно присутствовала любовь.

Он вышел из своей комнаты в респектабельном костюме и галстуке, одетый так, как, он знал, хотел бы видеть его отец…

… — Итак, ты потерял все книги, на которые потратил целое состояние. —

Эдвард посмотрел на сына с плохо скрываемым торжеством. — Надеюсь, ты усвоил урок.

Редфилд-отец был выше своего сына, с квадратным патрицианским лицом и еще более квадратной, еще более патрицианской челюстью. Рыжеватые волосы, брови и россыпь веснушек на тонком носу намекали на его Бостонское ирландское происхождение. Семья Редфилдов разбогатела всего лишь двести лет назад.

— Это больше, чем урок, папа. Я потерял все. Я больше не буду собирать ничего столь скоропортящегося.

Из столовой открывался вид на старую нью-йоркскую гавань. В слабом осеннем солнечном свете поля водорослей, покрывавшие широкие воды от побережья Джерси до Бруклина, были тускло-матово-зелеными, как гороховый суп; комбайны из нержавеющей стали лениво паслись на этом материале, превращая его в пищевые добавки для широких масс.

Редфилды не принадлежали к массам и пищевые добавки не входили в их рацион.

Блейк решил подыграть отцу, ведь люди охотно верят в то, что считают правильным и он будет рад услышать, что сын наконец приходит к его точке зрения:

— Я подумал, что мог бы применить себя на государственной службе.

— Какая прекрасная идея, дорогой, — весело поддержала Блейка мать.

— Почему правительство, Блейк? Почему не бизнес?

— Я думаю мои способности и разнообразные таланты найдут лучшее применение и помогут сделать успешную карьеру именно на государственной службе. Ну, или в какой-нибудь общественной структуре, работающей на всеобщее благо.

Тонкие черные брови Эмеральды взлетели вверх, а нежный рот изогнулся в счастливой улыбке:

— У меня замечательное предложение, дорогой! Я уверена, что Декстер и Ариста будут рады иметь нашего гениального Блейка в своем штате.

Редфилд задумчиво посмотрел на жену. Декстер и Ариста Плаумэн. Денег куры не клюют, но все свое состояние вложили в «Институт Глас Народа». — Проповедование аскетизма. Защита прав потребителей. Общественные и налоговые реформы. Поддержка профсоюзов.

Плауманы были в настоящее время влиятельными людьми на Манхэттене, чем-то вроде окружных прокуроров-крестоносцев, людьми, которых Эдвард Редфилд хотел бы иметь в числе своих друзей и кому он счел бы за честь одолжить услуги сына. Нет, это не сулит никаких денег, но… его блудный, исправившийся сын Блейк…

— Давай подумаем об этом день или два, — наконец сказал Эдвард, позволив себе слегка улыбнуться…

…Поздно вечером Блейк на цыпочках пробрался в отцовский кабинет. Много лет назад, еще ребенком, он выучил код отцовского письменного стола и теперь использовал его, чтобы открыть верхний ящик, в котором был спрятан бесшумный, с газовым охлаждением микро-суперкомпьютер Эдварда. Блейк склонился над ним и спокойно принялся за работу. — Что на самом деле находится в этом столь сильно охраняемом доме на Гудзоне?