Венера Прайм
Шрифт:
— И что ей грозит?
— Галлюцинации. Слуховые и зрительные. Возможна шизофрения. Удар Редфилда в челюсть видимо привел, из-за повышенной проницаемости сосудов, к потере той остроты зрения, которой она по-видимому раньше обладала, отсюда ее жалобы, что она не видит… хотя видит она достаточно хорошо в обычном смысле этого слова. Непосредственной опасности для ее жизни сейчас нет. С ее пневмонией я справлюсь.
— Ты можешь говорить, Линда? — спросил Командор, увидев что она открыла глаза. Его грубый голос выражал странную смесь беспокойства и
Она отвела взгляд от лица Командора и хмуро уставилась на доктора.
— Не обращай на него внимания, он чист, — сказал Командор, игнорируя озадаченный и обиженный взгляд Ульриха.
— Ты скажешь мне, что ты сделала с Кон-Тики?
— Нет, и ты это знаешь. — Она прямо смотрела в глаза Командору.
— Так, ты думаешь, что Фолкен занял твое место Посредника, находится там по воле пророков свободного духа и ты решила сделать так, чтобы у него ничего не получилось. Из ревности. Я прав?
— Ревность? — Она попыталась улыбнуться, ее улыбка произвела на него жуткое впечатление. Я, как и ты, просто не хочу, чтобы «свободный дух» вступил в первый контакт. Я вспомнила, кто ты.
— Говард Фолкен ни в чем не виновный человек.
— «Человек» это неправильное слово.
— Такой же человек, как и ты.
— Я не человек, — сказала она с силой, которая, видно было, дорого ей далась.
— Нет, ты ничто иное, как человек. — Командор обратился к доктору. — Покажи ей снимки.
Не протестуя, Ульрих сделал, как ему было сказано, и вывел на плоский экран снимки мозга женщины:
— Зрительная кора в результате удара и образования гематомы, почти полностью освободилась от привнесенных нано-организмов…
— Достаточно, доктор, — сказал Командор, прерывая его. — Ты могла видеть ближе или дальше, чем обычный человек, Линда, не из-за того, что было сделано с глазным яблоком, а из-за того, что они сделали со зрительной корой.
— Мне это начинает нравиться, — сказала Спарта. — Теперь это пропало. Бедный мой мозг.
— А вот это сохранилось — сказал Командор, указывая на плотную ткань в переднем мозгу. — И вот это. И это.
— Я все еще могу вычислить траекторию. Все еще могу слушать. — Она закрыла глаза.
— Что ты сделала с компьютером Кон-Тики? — повторил Командор.
Одну-единственную секунду — казалось, она длилась целую вечность — она совершенно неподвижно лежала с закрытыми глазами. Когда она снова открыла их, то сказала:
— Не трать на меня время. Время отправляться в Центр Управления.
Он все понял. — Значит, это уже происходит.
XXV
Расстояние между Кон-Тики и ближайшей Медузой сократилось до двадцати километров. В чем причина, в ветре или Медузе?
— Электрическое оружие этой штуки, скорее всего, ближнего радиуса действия, но мы не хотим, чтобы оно было испытано на тебе. Не подходи ближе. Оставь это будущим исследователям. Фолкен, повтори. — Раздался из репродуктора голос Бреннера.
— Есть, оставить это будущим исследователям.
Вдруг
Внезапно возник тот самый звук, который он слышал в свою первую ночь на Юпитере, но сейчас он звучал просто оглушающе, — частота ударов непрерывно возрастала, хотя высота тона не менялась. Вот уже какая-то почти инфразвуковая пульсация… Вся капсула вибрировала, как кожа на литаврах. Внезапно звук оборвался. И до Фолкена дошло, что он слышит эту какофонию не по радио, — источник звука где-то рядом, звуковые волны прямо обволакивали кабину.
И если бы только звуки. В иллюминатор он увидел, что шар обволакивают со всех сторон гигантские щупальца.
— Директива о первом контакте! Директива о первом контакте! — Орал по связи Бреннер.
Крик Бреннера наполнил его голову необычайной яркой сумятицей — как-будто эти слова имели силу подчинять саму его волю. На мгновение Фолкену показалось, что слова вырвались из его подсознания, настолько живо они переплелись с его собственными мыслями.
Но нет, это был голос Бреннера, который снова кричал по комлинку: не пугай его!
Не тревожить его? Прежде чем Фолкен успел придумать подходящий ответ, снова раздался оглушительный барабанный бой, заглушивший все остальные звуки.
Настоящего пилота-испытателя узнают по его реакциям не в таких аварийных ситуациях, которые можно предусмотреть, а в таких, возможность которых никому даже в голову не приходила. Прежде чем Фолкен успел сообразить, что нужно делать, он уже это сделал. — Ударил по клавише. Открылись жалюзи, расположенные в верхней полусфере шара. Нагретый газ устремился наружу, и «Кон-Тики», лишенный подъемной силы, начал быстро падать в поле тяготения, которое в два с половиной раза превосходило земное.
Чудовищные щупальца ушли вверх и пропали. Фолкен успел заметить, что они усеяны большими пузырями или мешками — очевидно, для плавучести, и заканчиваются множеством тонких усиков, напоминающих корешки растения. Он был готов к тому, что вот-вот сверкнет молния, — Медуза пустит вход свое оружие, но ничего, обошлось. Бреннер все еще орал:
— Что ты наделал, Фолкен? Ты его до смерти напугал!
— Я занят, — Фолкен, вырубил связь.
Стремительное падение замедлилось в более плотных слоях атмосферы, где спущенный шар стал играть роль парашюта. Потеряв около трех километров высоты, Фолкен решил, что уже можно закрывать жалюзи. Пока он восстановил подъемную силу и уравновесил аппарат, было потеряно еще около полутора километров, и оставалось совсем немного до предельного рубежа.