Венера
Шрифт:
– Я же говорил, не надо было брать в экспедицию стариков,- бросил он мне шепотом.- Авральная ситуация им не по силам.
– Но ты же знаешь, Том, я не могу без врача. Он вздохнул:
– Понятно.
Я еще раз оглянулся на остальных одевавшихся членов экипажа и, тихонько толкнув его локтем в бок, спросил:
– Тогда зачем нам эти скафандры?
– Прорвало переднюю часть гондолы. Теперь там сквозняк,- нервно ответил Родригес.- Если трещина доберется до мостика, прежде чем все успеют эвакуироваться…
Он не закончил
Прежде чем одеваться самому, я помог влезть в скафандр доктору Уоллеру. Палуба корабля продолжала ходить ходуном, отчего внутренности выворачивались, как будто я летел вниз в сорвавшемся лифте,- отчего-то образ с падающим лифтом никак не уходил из головы. Уоллер оставался в шоке, едва двигал конечностями. Его охватила паника. Взгляд его стал тупым и бессмысленным, челюсть отвалилась, как у покойника, и дышал он, как рыба на песке. Мельком я отметил, что на нем - единственный неповрежденный скафандр, так как он никуда не выходил. Остальные скафандры были с прорехами.
К тому времени, как я облачился, Маргарет с матерью так и не появились. Я затопал им навстречу по наклонному коридору.
– Куда ты?
– закричал мне вслед Родригес.- Сейчас уходим!
– Вернусь через несколько минут,- отозвался я, крикнув так громко, чтобы они услышали меня и за стеклом шлема.- Вытащу остальных. Встретимся у спасательной капсулы.
Проверять герметичность сейчас не было времени, да и просто бессмысленно. Все равно скафандры были негерметичны, ежу понятно. Мы не испытывали на этот счет никаких иллюзий. Они вообще могли нам понадобиться лишь на несколько минут, чтобы добраться до спасательной капсулы.
Я не хотел уходить без Маргариты, девушки, в честь которой называли лучший коктейль. Что она сейчас делает? Что с ней? Где она?
Ее лаборатория была пуста. Корабль в то мгновение, когда я туда заглядывал, выпрямился, чтобы затем слегка еще раз всколыхнуться.
Я дотащился в своем тяжелом и неудобном одеянии на мостик. Они были здесь. Обе.
– …не можешь остаться,- говорила Маргарита. Она упрашивала.
– Кто-то должен остаться у штурвала, чтобы выравнивать корабль хотя бы на планирование,- говорила Дющамп, не отрываясь от главного экрана обзора. На коленях у нее лежал еще один компьютер, и ее пальцы порхали над клавишами, точно у концертного пианиста.
– Но ты же… ты должна… Я вмешался в их разговор:
– Все уже оделись и ждут.
Дюшамп одарила меня своим обычным взглядом, в котором читались холод и неприязнь. Затем, ответив коротким кивком, повернулась к дочери:
– Иди надень скафандр. Быстро.
– Нет, если ты не пойдешь со мной,- возразила Маргарита.
Эта картина отпечаталась у меня в памяти. Две копии одного и того же человека, две копии одной женщины, отличавшиеся только возрастом, буравили друг друга глазами. Казалось, между ними - невидимое зеркало времени.
– Вы обе, надевайте ваши скафандры,-
Корабль шатнуло в сторону, и желудок с готовностью подпрыгнул к горлу. Я схватился за проем люка. Маргарита, стоявшая рядом с матерью, споткнулась и свалилась, полетела кувырком в кресло Родригеса.
Дюшамп как ни в чем не бывало отвернулась к главному экрану и снова застучала по клавишам.
– Мы теряем последнюю способность к равновесию,- объявила она, не отрываясь от экрана. Я увидел на нем светящийся график маневренных двигателей нашего корабля.
– Тогда нужно срочно выбираться отсюда!
– Кто-то должен остаться за штурвалом, чтобы корабль не полетел вверх тормашками, неужели не ясно,- отвечала Дюшамп.- Если я брошу двигатели, мы полетим как камень в тартарары.
– А как же автопилот?
– Ха!
– только и ответила она.
– Но компьютер… он же может…
– Никакой компьютер не сможет рассчитать движение в таких условиях, когда все меняется каждую секунду.
– Но…
– Я едва успеваю выравнивать корабль, чтобы судно хотя бы не так стремительно теряло высоту.
Словно в доказательство ее слов, корабль сделал очередной отчаянный нырок. Мне показалось, я услышал стоны с той стороны, где оставался поджидавший нас экипаж.
– Такова обязанность капитана,- сказала Дюшамп, выразительно посмотрев на меня. Затем улыбнулась, как обычно, едва заметно. Можно сказать, одарила улыбкой. Еще точнее - удостоила.- Я знаю, что вы были против моего назначения, но я отношусь к своей работе серьезно.
– Ты погубишь себя!
– закричала Маргарита.
– Уведите ее отсюда,- обратилась ко мне Дюшамп. Не отпуская проема люка, я быстро соображал:
– Хочу сделать вам предложение. Она вопросительно приподняла бровь.
– Я помогу Маргарите одеться и потом приду на мостик с вашим скафандром. Затем вы оденетесь и пойдете к аварийной капсуле.
Она кивнула.
– Пошли,- сказал я Маргарите, девушке с именем заменителя масла.
– Нет,- отрезала она. И, обернувшись к матери, добавила: - Без тебя я отсюда ни шагу.
На лице Дюшамп возникло выражение, видеть которое мне еще не доводилось. Нет, это был не суровый взгляд капитана, а что-то новое, матерински нежное и чистое, полное жалости и сострадания к собственному ребенку.
– Маргарита, иди с ним. Со мной все будет в порядке. Я же не самоубийца.
Прежде чем она успела ответить, я схватил ее за руку и буквально вырвал из кресла и повлек с мостика по наклону перевернутого коридора, к воздушному шлюзу, где хранились скафандры.
– Она погубит себя,- прохрипела шепотом Маргарита, как будто доказывала это себе самой. И повторяла снова и снова, пока я помогал ей одеваться: - Она погубит себя.
– Я не допущу этого. Я ей не позволю,- пообещал я, сам себе не веря.- Я одену ее в скафандр насильно и отволоку к аварийному выходу.