Венгерская вода
Шрифт:
Со мной он теперь обращался с подчеркнутой почтительностью и всячески старался оказывать внимание. Сотня полновесных аспров в кошельке сделала свое дело.
Оказалось, что на берегу он тоже не забывал обо мне. Нашел какого-то коновала, который искусно делал кастрацию. Недорого.
– Его все хвалят, – поведал капитан, – он делает свое дело чисто и легко. У него рабы почти не умирают.
Увидев, что я не проявил радости по этому случаю, капитан даже заволновался:
– Здесь цены совсем другие, чем в той же Каффе. Поэтому без работы он не сидит. Потом же еще время нужно, чтобы все зажило. Можно оставить ему невольника,
Вечером за ужином купцы разъяснили мне всю суть этого предложения. Оказывается, кастрированный невольник стоит в четыре раза дороже обычного. Их покупают самые важные люди для гаремов. Вот только с самим этим охолащиванием беда. Часто его не переносят и умирают. Поэтому хорошие мастера этого дела высоко ценятся. Кому охота, чтобы невольник, за которого уплачено сотен пять аспров, отдал концы? Вдесятеро обиднее, если это случится уже там, где за него можно выручить сотню дукатов или динаров. Потому дело это рискованное, да и желающих заниматься им мало. В тех краях, где спрос на евнухов, стоит такая работа немалых денег. Проще сделать все здесь. Убытка меньше, если не повезет.
Этот коновал потому так и зовется, что в Матрегу наезжает только летом, когда приходят из-за моря корабли за рабами. Осенью он перебирается в степь и пользует там скотину: бычков, жеребят. Рука у него набита очень хорошо. Да и нужное снаряжение имеется. Там ведь от остроты инструмента многое зависит. Здесь и уход проще устроить – еда летом в Матреге дешева.
Поблагодарив капитана, я заверил, что продавать Баркука не собираюсь, а самому мне евнухи ни к чему.
Когда я рассказал про это своим спутникам, Симба улыбнулся:
– Меня тоже когда-то едва не постигла подобная участь. Чернокожие евнухи, да еще большого роста, в очень большой цене. Особенно умелые в боевом деле.
Мне вдруг подумалось, до чего же хорошо торговать благовониями.
XV. Ворота Великой Степи
Что может быть прекраснее вымысла, рожденного пылким воображением? Сладостнее сна, навеянного диковинными сказаниями и мечтами? Тем безрадостнее пробуждение и столкновение с обыденностью, скучным однообразием будней. Когда громкий крик осла на улице и ругань погонщиков возвращают тебя из сказочного сада, полного роз и волшебства, в твою земную обитель.
За долгие дни пути я наслушался рассказов о Тане. Мои спутники, умудренные жизнью купцы и бывалые путешественники, знатоки земных путей, неизменно называли этот город вратами в иной мир. Отсюда начинались дороги в полную ужасов и богатств Страну Мрака, сюда приходили караваны из дальних стран, полных шелков и чудес. Многие помнили времена, когда из Таны можно было быстро и безопасно добраться до столицы великого хана в Китае, невзирая на поражающие воображение смертного расстояния.
Сюда стекались все богатства бескрайнего и непостижимого Востока, чтобы разойтись по рынкам и базарам Леванта и закатных стран.
Воображение щекотала мысль, что этот город – врата в страны, лежащие за легендарными горами Каф.
Как мог представлять себе эти полусказочные врата я – домосед и книжный мечтатель? Я видел врата в Египет – древнюю Александрию. Огромный шумный порт, переполненный людьми, товарами и великолепными зданиями. Видел Константинополь – перекресток мировых путей, поражающий воображение. Когда я услышал
Мне не терпелось увидеть город, о котором я столько слышал и который волновал мое воображение. Те самые врата в сказочные страны и начало величайших торговых путей в подлунном мире. Я был готов к любым чудесам и неожиданностям. Железным башням, воротам из кости, свирепым всадникам и горам золота. Меня не удивили бы крылатые кони, горы черепов и летающие ковры. Диковинные звери и пиршества людоедов.
Взору моему предстал пустынный берег.
Корабль встал на якорь недалеко от устья большой реки, опасаясь подплыть ближе из-за мелководья. Совсем рядом с бортом виднелись поплавки рыбацких сетей, у берега качались лодки да несколько небольших суденышек, не имевших даже мачт и управлявшихся шестами. На берегу кое-где ютились убогие строения, которые вряд ли могли служить даже складами товаров – скорее всего, это были убежища рыбаков с их нехитрым снаряжением.
Дальше начиналась степь. Бесконечная и пугающая. Почему-то именно эта бесконечность ощущалась сразу. Манила и обдавала холодом неизвестности.
Все было правдой. Про дальние страны, сказочные богатства и чудеса. Просто ворот в них не было. Не существовало порога, через который можно перешагнуть. Было лишь начало пути. Берег бескрайнего моря, куда нужно сделать первый шаг, чтобы, возможно, уже никогда не вернуться.
Оказалось, что Тана, или, как ее называли местные, Азак, лежит на некотором расстоянии от моря, у берега большой реки, которая зовется Дон. Воды ее намывают обширные мели, поэтому морские корабли не рискуют приближаться близко к устью. Товар с них разгружают на небольшие суденышки, которые идут уже вверх по реке к городским пристаням и складам.
Навигация еще только начиналась, поэтому наше судно было одним из первых, прибывших в эти края. Мои спутники говорили, что раньше, когда сюда плавали генуэзцы и венецианцы, здесь в эту пору было уже не протолкнуться и место для хорошей стоянки находили с трудом. Теперь у побережника почти совсем не было работы.
Этот важный насупленный татарин в коричневом халате поднялся к нам на борт в сопровождении писца-переводчика, не имевшего при себе даже прибора для письма.
Таможня и все прочие хлопоты ждали нас в Тане, в обязанности побережника входило лишь взять с капитана плату за якорную стоянку да присмотреть, чтобы никто тайком не сошел на берег или, чего доброго, не сгрузил товар до того, как он предстанет пред бдительным оком ханских тамгачи.
Настал черед поблагодарить моих друзей за настоятельный совет обзавестись путевой грамотой от патриарха. Она вызывала неизменное уважение у ханских слуг. Побережник, едва увидав ее, сразу прекратил расспросы, а в Тане тамгачи немедленно потеряли к нам интерес, отправив вместе с нашими спутниками-греками к какому-то важному начальнику.
Путь по реке занял довольно много времени. В Тану прибыли, когда солнце уже перевалило за полдень. Речные берега выглядели столь же неприветливыми и малолюдными, сколь морские. Их главными обитателями были рыбаки. То тут, то там торчали небольшие деревянные пристани, куда выгружают улов. Выше на берегу виднелись места, где его перерабатывают. На многочисленных длинных шестах вялилось огромное количество рыбы.