Венок кентавра. Желтый свитер Пикассо
Шрифт:
– Я же говорю, случайно, – раздраженно заявила Звягинцева. – Подслушала телефонный разговор Староверцева с Грушевским. Он ему позвонил и…
– Грушевский?
– Ну да… Что же вы кофе не пьете, Елена Петровна? И не кушаете? – Звягинцева соорудила себе еще один бутерброд и принялась его старательно жевать, глядя куда-то в пол.
– Спасибо, Настя, я сыта. Когда это было? Постарайтесь дословно воспроизвести тот разговор, который вы услышали.
– В Италии. Дословно не могу. – Настя бросила на стол бутерброд и метнулась в очередной раз к плите, чтобы сварить еще кофе. – Я просто поняла по разговору, что Грушевского наняли следить за Машей и Ольсеном.
– Почему вы решили, что Грушевский разговаривал
– Да не знаю я, почему! Просто решила, и все! – разозлилась Звягинцева и насыпала кофе мимо турки. Тут же схватила тряпку и стала старательно размазывать гранулы кофе по столешнице. Зотова с удивлением наблюдала за актрисой.
– Настя, голубушка, это очень важно! Понимаете, все началось в Париже. Это доподлинно известно. До вас, вероятно, уже дошли новости, что Рутгер Ольсен скончался?
Анастасия бросила тряпку в раковину и обернулась. Лицо ее ничего не выражало.
– Ужасно это все. Такой молодой… Нет, я не знала. Как это случилось?
– Он умер от амебного энцефалита, так же, как и Виктор Староверцев.
– Во дает! Она и любовника своего на тот свет отправила! – воскликнула Звягинцева. – Вспомнила, как же я могла забыть. Грушевский своего собеседника по имени назвал!
– О чем вы?
– Вы спрашивали, почему я решила, что Грушевский разговаривает с Виктором? Так вот я вспомнила – почему. Грушевский назвал своего собеседника по имени!
– Как вы сейчас? – вдруг спросила Елена Петровна.
– Что?
– Вы знали Виктора Староверцева лично? – спросила Зотова.
– С чего вы взяли? – изумилась Звягинцева. – То есть… Конечно, я знала Староверцева. Не то чтобы слишком хорошо. Мы познакомились, когда он прилетал на съемки к Марии в Милан. Извините. У меня сегодня вечерний спектакль, премьера, и я очень рассеянная и дерганая. Волнуюсь страшно.
– Это вы меня извините, Настя, что отвлекаю. У меня еще пара вопросов, и я уйду. Вы рассказали Марии о том, что ее муж нанял оператора за ней следить?
– Я хотела, но… но как-то… так… не сказала, – виновато пожала плечами Звягинцева. – К тому же уже ничего изменить было нельзя. А еще она меня презирала, а я – ее. Машка злая, даже не сомневайтесь – муженька своего грохнула она!
– Вы ошибаетесь, Настя: сегодня ночью Мария Леви скончалась. Ее тоже убили, убили «милые малютки» Неглерии. Осталось выяснить, каким образом они попали актрисе в нос, и дело можно считать раскрытым. – Зотова поднялась. Анастасия как-то рассеянно моргала и молчала. – До свидания, Настя. Желаю вам прекрасно отыграть вашу роль.
Погода стояла чудесная: солнечная и теплая, и Елена Петровна, покинув квартиру Звягинцевой, решила прогуляться пешком до метро. Идти предстояло две автобусные остановки. Настроение было прекрасным: клубочек начал распутываться, правда, с неожиданной стороны, и пока непонятно, к чему же ниточка, за которую майор Зотова потянула, ее приведет.
«На жену Староверцеву было плевать, а вот на свою репутацию – нет, – размышляла Елена Петровна, жмурясь, как кошка, от яркого солнца. – Датчанин мог в каком-нибудь интервью сболтнуть лишнее, растрезвонить журналистам про свой роман с Марией Леви и ославить политика на весь белый свет. Рога – не самое лучшее украшение для мужчины, что уж говорить о человеке публичном! Грушевский возвращается в Москву, обговаривает все с политиком и, получив от Староверцева инструкции и «хитрое оружие», едет в Париж на премьеру, чтобы устранить Ольсена. Ночью перед премьерой ничего не подозревающий Ольсен приходит в номер Грушевского. Там датчанин получает дозу смертельных амеб. Неглерии устойчивы к перепадам температур и невероятно живучи, амеб можно незаметно провести в небольшом контейнере через границу. Грушевский приглашает Ольсена к себе в номер, подпаивает его до бессознательного состояния и осуществляет
Не знала она и то, зачем Грушевскому понадобилось убирать Виктора Староверцева и Марию Леви? Неужели не понимал Грушевский, что скоропостижная кончина этих публичных людей будет очень громкой? На авось понадеялся? Думал, что прокуратура не обратит на эти смерти внимания? Однако ж вышло все иначе, по факту смерти политика возбудили уголовное дело. Грушевский испугался, засуетился и стал устранять свидетелей. Алевтина Сорокина в списке опасных свидетелей стояла под номером один. Она знала, что Ольсен провел ночь перед премьерой в номере Грушевского. А Мария Леви? В тот день, когда она допрашивала актрису, Грушевский к ней приходил. Зачем? Мария думала, что оператор в нее влюблен, поэтому и пришел, как только узнал о смерти ее мужа. Узнал о смерти Староверцева. Узнал и пришел… Зачем ему было светиться на квартире Марии Леви, если всю информацию он мог узнать по телевидению и из газет? Зотова остановилась и замерла, в ее голове мелькнула интересная мысль: Грушевский приходил к Марии Леви, чтобы какая-то информация не выплыла наружу, попросту говоря – подчистить следы преступления. Логика в этом была, но… невнятная какая-то. Елене Петровне что-то не давало покоя, мешало, как заноза. Если Грушевский знал о том, что смерть Староверцева неизбежна, так как он сам его приговорил, почему заранее не подчистил следы, а дождался объявления о кончине политика в прессе и на телевидении?..
Елена Петрована остановилась у метро, достала свой телефон:
– Венечка, срочное дело. Узнай-ка, родной, у помощника Староверцева, в каком отеле в Милане останавливался Виктор Староверцев, когда прилетал навестить жену? И еще, голубчик, уточни-ка, на каком факультете учился Староверцев в МГУ. Жду. – Зотова продиктовала нужную информацию и набрала номер Варламова: – Иван Аркадьевич, здравствуйте. Один вопросик к вам, на засыпку. Не припомните название отеля, в котором останавливалась ваша съемочная группа в Милане? Здоровьечко мое в порядке, чего и вам желаю. Вот спасибо, голубчик, – придерживая трубку плечом и записывая название в блокнот, поблагодарила Зотова и отсоединилась.
Глава 6
Душа режиссера – потемки
В комнате стоял полумрак. Слабая полоска голубоватого света выбивалась из плотных портьер, освещая высокий стройный силуэт мужчины во фраке. В темном углу просторной залы стояла худенькая девушка в пышном бальном платье. Мужчина подошел к столу, сервированному на две персоны, зажег свечи и обернулся к ней. Она вздрогнула и испуганно прижалась к стене – лицо мужчины было безобразно.
– Не бойтесь, я не причиню вам зла, – печально сказал он, отодвинул стул и поклонился, приглашая ее сесть. – Прошу вас, сударыня, разделите со мной эту скромную трапезу.
Девушка нехотя подчинилась, шурша длинными шелковыми юбками, подошла к столу и села на предложенный стул. Спина ее была напряжена, руки дрожали. Мужчина разлил вино и поднял бокал. Она подняла свой. Они чокнулись, послышался тихий звон хрусталя.
– Вы очень добры ко мне, сударь, но… – Девушка поставила бокал и опустила глаза. – Но прошу вас, отпустите меня домой. – Она прижала руки к груди и умоляюще посмотрела на свого собеседника. Ее грудь вздымалась в глубоком вырезе декольте.
– Если бы вы только знали, о чем просите меня!