Венские этюды
Шрифт:
Сопоставляя импрессионизм в живописи и в литературе, следует учитывать специфику каждого искусства. Если изобразительные задачи, поставленные импрессионизмом в живописи — стремление запечатлеть мимолетное, сиюминутное впечатление от жизненного явления, подчеркнуть изменчивость, текучесть этих явлений — знаменовали большой шаг в ее развитии, то в литературе фиксация впечатления может иметь лишь ограниченное, подчиненное значение, так как по самому своему характеру образ, выраженный в слове, намного богаче и многограннее зрительного образа.
На наш взгляд, литературный импрессионизм настолько интересное и ценное в художественном смысле явление, что заслуживает отдельного выпуска «Литературной галереи», в который следовало бы включить образцы произведений поэзии, прозы и драматургии, начиная от символиста Ш. Бодлера, натуралистов
Это особенно важно сделать по той причине, что несмотря на более чем столетние споры, в теории литературного импрессионизма остается большое количество «белых пятен», что, как это не покажется странным, характерно не только для отечественного, но и зарубежного литературоведения.
В СССР отношение официального литературоведения к литературному импрессионизму было традиционно отрицательным, с концентрацией внимания на его негативном, декадентском характере в поэзии и прозе рубежа XIX–XX веков.
Теперь, когда читатель получил возможность лично ознакомиться с образцом творчества австрийского писателя Петера Альтенберга, одного из наиболее последовательных импрессионистов в литературе, он может обоснованно судить, верно или нет приведенное выше официальное суждение, а так же известное высказывание А. М. Горького о книге писателя «Как я это вижу», содержащую серию зарисовок современной ему венской жизни: «…Он не в силах отразить своими изломами великую жизнь мира и отражает отрывки уличной жизни, маленькие обломки великих душ».
В отличие от своего художественного аналога (мы имеем в виду импрессионизм как направление живописи, рождение которого однозначно связывают с 1874 годом, когда группа художников из круга Эдуарда Мане устроила свою первую выставку в помещении мастерской фотографа Нодара; хотя не надо забывать и о том, что исподволь это направление восходит к первым работам Э. Мане начала 60-ых годов XIX века), литературный импрессионизм не только не имеет такой точной даты рождения, но и «выкристаллизовался», если можно так сказать, он постепенно, с двух совершенно противоположных сторон.
С одной стороны, импрессионизм своими корнями связан с реалистической традицией в литературе, а именно с таким художественным методом как натурализм. Подготовленный взглядом на литературу одного из крупнейших писателей Франции середины XIX века Г. Флобером, натурализм, зародившись в 70-ых, получил законченное развитие в 80-ых — 90-ых годах XIX века в творчестве Э. Золя и братьев Гонкуров, а так же — в известной мере — Флобера, Мопассана, Зудермана, Гауптмана, Ибсена.
Однако к концу XIX века многие писатели, чувствуя, что метод натурализма не дает им возможности для создания обобщающих картин и образов, стали переходить на позиции символизма (те же Ибсен и Гауптман). Другие (как, например, Арно Гольц) пошли по пути отказа от во многом стихийного сбора массы фактов, которые затем, как это требовал метод натурализма, ложились в основу создаваемого произведения, а стали, пусть и с гораздо большей субъективностью, но при этом куда искусней, регистрировать и отшлифовывать впечатления, то есть делать то, что и составляет сущность импрессионизма.
С другой стороны, корни литературного импрессионизма уходят в декаданс (от франц. d'ecadence — упадок) к идеалистическому (доктрина «искусства для искусства») течению как в искусстве в целом, так и в литературе (чистый эстетизм О. Уайльда и Г. д’Аннунцио, безудержный индивидуализм А. Стринберга, аморализм М. Арцибашева и пр.), зародившемуся во второй половине XIX века в трудах «крестного отца» европейского декаданса Ф. Ницше. К концу XIX века декаданс как мощное художественное течение стало распадаться сначала на символизм — А. Рембо, Б. Верлен, С. Малларме во Франции, ранний Э. Верхарн, М. Метерлинк в Бельгии, Р. М. Рильке в Австрии, Ф. Сологуб, 3.Гиппиус, Д. Мережковский, А. Белый в России — и импрессионизм, а затем в начале XX века на экспрессионизм, футуризм, имажинизм, акмеизм.
Не имея возможности более подробно углубляться в связь декаданса с литературным импрессионизмом, дадим читателю самостоятельно проследить ее, сравнив мироощущение уже знакомого ему П. Альтенберга с декадентским мироощущением, выраженным в известном стихотворении французского поэта Анри де Ренье (1900), считающимся декларацией декаданса:
Приляг на отмели. Обеими руками ГорстьЧитатель, наверно, обратил внимание, что, перечислив выше имена ведущих символистов, мы не упомянули ни одного имени писателя-импрессиониста. Причина этого состоит в том, что как до настоящего времени нет четкого определения существа импрессионизма как литературного направления, так нет и четких определений, кого из писателей следует относить к импрессионистам и как точно очертить срок его (импрессионизма) существования.
Вот характерная выдержка из статьи Е. Евниной «Проблема литературного импрессионизма»: [29] «Большинство исследователей сходятся на именах Гонкуров и Верлена. Но еще в 1879 году французский ученый Фердинанд Брюнедьер, сделавший первую попытку применить термин „импрессионизм“ в литературе (в статье „Импрессионизм в романе“), назвал в качестве импрессиониста Альфонса Доде. Некоторые литературоведы говорят как об импрессионистах о Метерлинке, Малларме, Прусте. Другие этого не находят. Арнольд Хаузер считал, что самым „чистым“ представителем импрессионизма является Чехов, другие же ученые совсем отрицают черты импрессионизма в его творчестве. Англичане не называют импрессионистом Оскара Уайльда, а немецкие и русские исследователи его называют. (От себя отметим, что автор настоящих заметок также является убежденным сторонником этого мнения: в импрессионизме О. Уайльда убедится, по нашему мнению, всякий, кто перечитает его „Портрет Дориана Грея“. — А. К.)
29
Сборник «Импрессионисты». М… «Искусство», 1976.
Такая же путаница существует в определении импрессионистического периода (одни закрепляют его за концом XIX века, другие включают сюда более ранние или более поздние, как Пруст, явления). Рихард Гаман находил, что импрессионизм характерен для всякого старческого возраста и оперировал, в качестве примера, поздними произведениями Гете, Рембрандта и Бетховена). Кроме того, Браун считает, что, так как импрессионизм является искусством малых форм, то есть фрагментов, отрывков, миниатюр, то, следовательно, такое крупное произведение как роман не может быть построено средствами литературного импрессионизма. Однако же видно, какую большую роль играет импрессионизм в романах Гонкуров, Золя, Мопассана, В. Вульф и других крупных романистов мировой литературы». На наш взгляд, истина лежит где-то посередине.
Чтобы соблюсти краткость, напомним одну интересную мысль известного искусствоведа А. Чегодаева: «Я отношусь с очень большой подозрительностью и недоверием ко всяким опытам, так сказать, типологического мышления, когда какой-нибудь принцип, в том числе и какой-нибудь стиль, умозрительно составленные, объявляются чем-то реально существующим и весь ход научного исследования должен этому подчиняться.
Я поясню это примером — хотя бы одним.
Все, конечно, знают, что для тех, кто понимает реализм как узкое художественное направление 50-х — 60-х годов XIX века и кто видит олицетворение всех основных признаков такого „реализма“ в живописи Курбе, — для тех Эдуард Мане неизменно представляется отступником от этого стиля. Для тех, кто является поклонником „импрессионизма“ как стиля, Эдуард Мане опять-таки до такого стиля не дотягивает. У него есть множество качеств, которые под живописную систему и стиль „импрессионизма“ не подходят. Есть немало книг, где о Курбе и Клоде Моне говорится как об основных представителях двух следующих друг за другом „стилей“ 290 искусства, ни к одному из которых Эдуард Мане не подходит. Величайший художник Франции XIX века (а может быть и вообще всей французской живописи), чье имя должно стоять в одном ряду с именами Тициана, Веласкеса, Гойи, оказывается „не типичным“, случайным, побочным явлением, вовсе не определяющим своим творчеством главного пути французского искусства».