Венские каникулы

Высоцкий Владимир Семенович

– Совсем забыл, - сказал Жерар, - с нами еще собака. Чудесное, добродушное животное.

Портье забежал чуть вперед, посмотрел на сухопарого владельца: как быть с собакой? Тот, чуть помедлив, едва заметно кивнул головой.

– Ну, кто же будет возражать, если господа так любят животных,-угодливо улыбнулся толстяк-портье.
– Но за пребывание животного в отеле платить придется больше. Я сожалею, господа, но такие правила.

– Дружище, заплати ему, - величественно уронил Жерар.

Владимир поморщился, но

достал из кармана пиджака еще пачку банкнот, протянул портье. Тот схватил пачку на лету, а Владимир едва слышно проворчал:

– Кончится тем, что я отравлю эту подлую тварь. Вахтанг прыснул в кулак, но тут же снова принял неприступное выражение лица.

Вдруг владелец остановился, посмотрел на всех четырех:

– Простите, господа, вы будете жить в отеле?

– Разумеется, - ответил Жерар.

– И все в одном номере?
– едва заметная усмешка тронула сухие губы владельца отеля.

– Нет, дружище, мы не педерасты, - Жерар тоже усмехнулся, - нам нужен еще номер. Или два. И не хуже.

– В которых останавливался хотя бы Риббентроп, - добавил Даниэль.

– Или Кальтенбруннер, - сказал Владимир, - и еще принесите русской водки и грузинского вина. Цинандали.

– Лучше Гурджаани...
– подал голос Вахтанг.

– Распорядитесь, дружище, - и еще одна пачка банкнот перекочевала в ловкие руки портье...

...Когда они вошли в номер, предупредительный портье закрыл за ними дверь со словами:

– Я надеюсь, вам понравится в нашем отеле, господа.

Жерар тут же подбежал к массивному старинному креслу с выточенными на спинке орлами, собравшись с силами, поднял его над головой и смаху обрушил на пол. Раздался треск дерева, у кресла отвалились ножки.

– Что ты делаешь?
– испуганно вскрикнул Даниэль.

– Хочу почувствовать себя хозяином в этой паршивой конуре! Тем более, что на этом кресле, наверное, сидел сам Гиммлер!
– Жерар обеими ногами с силой прыгнул на широкую кровать. С хрустом подломились ножки, лопнули пружины.
– И он, наверное, спал на этой кровати! И уж, конечно, пил из этих фужеров, чтоб он еще раз сдох на том свете!
– Жерар стал колотить об стену тяжелые хрустальные фужеры. Хрустальные осколки разлетались в разные стороны с мелодичным звоном.

– Ах, как звенят!
– мечтательно прикрыв глаза, говорил Жерар.
– Настоящий венский хрусталь!

Владимир хохотал, глядя, как беснуется Жерар, протянул ему огромное блюдо:

– Трахни-ка вот это! Кажется, богемское стекло!

– Давай!
– Жерар с силой швырнул блюдо о стену, прищелкнул языком. Действительно, настоящее богемское!

– Прекратите!
– кричал Даниэль.
– Вы с ума посходили? Вахтанг, а ты что сидишь, как на панихиде?

– Я жду мой любимый Гурджаани, - улыбнулся Вахтанг.
– Я мечтал о нем четыре с половиной года...

– Прекратите же!
– снова закричал Даниэль.
–

Варвары!

– За все заплачено!
– резонно возразил Владимир.

...Когда портье в сопровождении официанта с подносом, на котором стояли бутылки водки и тарелки с закуской, появились в номере, у портье едва не отвалилась челюсть. Можно было подумать, что тут прошло стадо быков. Портьеры на окнах порваны, переломаны кресла, побита посуда. На сломанной широкой кровати лежал, раскинув руки, Жерар и кричал:

– Что еще можно сломать в этом борделе?! Владимир, Вахтанг, придумайте, что еще можно сломать! У меня руки чешутся!

– О, перекур!
– Владимир кинулся к официанту, налил в фужер водки, залпом выпил, схватил с тарелки ломти колбасы, обернулся.
– Вахтанг, твое любимое Гурджаани!

– Твой любимый Гурджаани, - по-русски поправил его Вахтанг и тоже подошел к официанту с подносом, взял бутылку, подержал, словно взвешивал, прочел этикетку, улыбнулся, проговорил тихо: - Ну, здравствуй, дорогой... столько лет к тебе шел...

– Господа... как это понимать?
– бормотал подавленный портье.
– Это дорогая мебель... восемнадцатый век, господа... дорогая мебель...

– Не волнуйтесь, дружище!
– прожевывая колбасу, успокоил его Владимир. Просто нам некуда девать силы и мы решили немного повеселиться после этой проклятущей войны! Имеем право? Или веселиться можно только Гиммлеру с Кальтенбруннером?

– Восемнадцатый век... Боже мой...
– лепетал портье.

– Мы понимаем - восемнадцатый век! За восемнадцатый особая плата, так? Пожалуйста, получите, - Владимир достал еще пачку банкнот, сунул ее портье, и выметайтесь отсюда, дружище, не мешайте веселиться! Давай шевели ногами! он подтолкнул портье и официанта к двери, захлопнул ее...

...В ресторане дымно и шумно. Больше всего галдят американские солдаты, расположившиеся за несколькими столиками недалеко от эстрады. Дальше столики с французами, в углу четверо русских офицеров. Через плечо у одного висела на красной ленте гитара. На эстраде пела моложавая женщина, белокурая, в длинном серебристом платье с разрезом почти до пояса, так что мелькало голое бедро. На лице ее морщины преждевременной усталости и только когда она улыбалась, из глубины души всплывала придавленная годами трудной жизни красота.

Жерар, Владимир, Вахтанг и Даниэль вошли в ресторан, глазами ища свободный столик. Затем Жерар пальцем поманил к себе метрдотеля, что-то проговорил ему на ухо, сунул деньги и тот повел их через зал к свободному столику, тут же приказал что-то официанту и тот, кивнув, торопливо ушел.

Жерар, Владимир, Вахтанг и Даниэль сели за стол.

– Вон русские, - сказал Владимир, - два старлея и капитан... Я бы теперь, наверное, был бы уже майором... или подполковником...

– Ты теперь - живой...
– сказал Вахтанг.