Вензель императора
Шрифт:
– Я даю вам слово казака, – Никольский внимательно смотрел на доктора.
– Дело в том, – Борис Львович оглянулся на дверь и, хотя та была плотно закрыта, понизил голос, – дело в том, дорогой Андрей Петрович, все не так уж просто с болезнью и смертью государя, как об этом сообщают официально.
Ни один мускул не дрогнул на лице Никольского:
– Вы что же, полагаете, что государь умер не своей смертью?!
– Нет-нет, что вы! Бог с вами! Я совсем не про это! Но результаты вскрытия не совсем отражены в поставленном диагнозе…
– В который раз прошу вас выражаться яснее, любезный!
Гость определенно все больше нервничал,
– Официальная причина смерти государя – горячка с воспалением мозга, но на самом деле вскрытие этого не подтверждает! – выпалил наконец доктор.
– Ну, Виллие говорил еще о возможности малярии или брюшного тифа…
– Для этого тоже недостаточно симптомов. – От чего же тогда скончался император?
– Я ума не приложу, как этого не заметили царские медики! Ни Дмитрий Климентьевич Тарасов, ни Яков Васильевич Виллие! Или… они просто не хотели замечать… Хотя все признаки налицо… В общем, – собрался он наконец с духом, – мое личное мнение, что у покойного была застарелая французская болезнь 14 .
14
Имеется в виду сифилис.
– Что?! – Андрей Петрович побагровел от гнева. – Как вы смеете такое утверждать!
– Я лишь высказываю свое мнение как врач и, заметьте, совсем не стремлюсь его афишировать, – з алепетал Лакиер. – Я не первый год веду врачебную практику, не раз мне приходилось сталкиваться с больными такого рода, особенно среди солдат, участвовавших в заграничной кампании 15 .
– Но для того, чтобы заразиться этой болезнью, необходимо вести соответствующий образ жизни, не находите? Все, что я знаю о его величестве, полностью исключает возможность подобного диагноза!
15
Имеется в виду заграничный поход русской армии в 1813–1814 гг.
– А я бы и не стал утверждать, – Лакиер снова понизил голос и оглянулся на дверь, – что это именно государь заразился этой болезнью.
– Что вы хотите сказать?
– Я не уверен, что тот, кого мы бальзамировали в подвале царского дворца, был император Александр Павлович, – тихо произнес лекарь.
Повисло тягостное молчание.
– В своем ли вы уме, Лакиер? – спросил Никольский.
– Я не имел счастья лично беседовать с государем, но я все-таки неоднократно его видел! А тот человек, что лежал передо мной на столе в подвале, лишь отдаленно напомнил мне государя, – продолжал Борис Львович. – Плюс странный диагноз… Поспешность и необстоятельность, поверхностность, я бы даже сказал небрежность, с которой происходило вскрытие и составлялся протокол… Все это наводит на определенные мысли. А главное, у человека, которого мы вскрывали, все плечи, спина и все мягкие части ниже – все имело темно-оливковый цвет, словно умершего долго били палками. Да и поведение доктора Тарасова меня несказанно удивило…
– А что такое произошло? – встрепенулся полковник.
– Князь Волконский назначил Дмитрия Климентьевича ответственным за бальзамирование. Как-никак он был личным врачом государя на протяжении многих лет. Однако тот не пожелал
– Ну и что с того?
– Но почему он не захотел подписывать протокол вскрытия? Кстати, вы, кажется, заходили к нам в то время, когда происходило бальзамирование?
– Да, по ошибке. Но Чернышев сразу выпроводил меня из комнаты.
– А вы ничего странного не заметили?
– Нет, что-то не припомню.
– А не показалось ли вам странным, что голова покойного императора была обрита наголо? Ведь не было даже бакенбардов, с которыми император никогда не расставался при жизни!
– Да, пожалуй. Но я счел это необходимым действием для процедуры вскрытия.
– Помилуйте, для вскрытия черепа не требуется бритье бакенбардов! Не кажется ли вам теперь этот поступок цирюльника прямо-таки кощунственным по отношению к покойному царю?
– Конечно! Поэтому я склонен предположить все же, что император сам захотел сбрить бакенбарды перед кончиной.
– Но кто, находясь при смерти, будет думать о своих бакенбардах?! – с просил Борис Львович.
Никольский беспомощно развел руками. Лакиер же загадочно посмотрел на него и сам ответил на свой вопрос:
– Тот, кто хочет сделать гипсовую маску своего лица.
– Я слышал, что после смерти с лица императора была снята гипсовая маска, – произнес полковник.
– Но, опять же, зачем было нужно брить бакенбарды? С бакенбардами гипсовый лик покойного императора был бы более похож на его лицо.
Никольский не знал, что сказать.
– А вот когда снимают маску с лица живого человека, – продолжал лекарь, – которому хотят причинить как можно меньше беспокойства, естественно, сначала прибегают к бритью.
– То есть вы утверждаете, что маска была сделана при жизни императора? – уточнил Никольский.
– Мне кажется это единственным логичным объяснением.
– Но зачем выдавать ее за посмертную?
– А это уже вопрос не ко мне, любезный Анд рей Петрович!
Никольский вновь задумался, а Лакиер продолжал:
– А запах, сударь? Неужели вас не удивил запах в помещении, где мы производили вскрытие?
– Да, пожалуй, запах был резковат.
– Не то слово! Это был трупный запах, прошу заметить, который исходит обычно от двухтрехдневного мертвеца. Кстати, на теле имелись и вполне характерные трупные пятна. Но Яков Васильевич упорно не хотел их замечать, по крайне мере, в протоколе пятна не зафиксированы. А нам тогда пришлось выкурить с десяток сигарет, иначе в комнате невозможно было бы находиться! Между тем со времени смерти государя прошло чуть более суток!
– То есть вы полагаете, что государь скончался ранее объявленного официально срока?
– Может быть, но к чему тогда было скрывать это несколько дней?! А возможно, опять же повторюсь, возможно, это вообще был не государь. И у меня даже есть догадка, чье именно тело мы могли вскрывать.
– Чье же?
– Семнадцатого декабря в гарнизонном лазарете умер унтер-офицер Струменский. Я как-то видел этого солдата при жизни и был поражен его сходством с государем. В полку, говорят, его даже называли «Александром Вторым». В шутку, конечно. За побег из-под ареста Струменского прогнали сквозь строй, отчего он и умер через несколько дней. Вот вам и кровоподтеки на спине. Да еще с похоронами его вышла несуразица: тело внесли в церковь для отпевания, а куда оно потом делось, никто не знает.