Верь мне

Jana Konstanta

— А ты все радуешься? — с тоской спросил Горский.

— Не вижу повода горевать. Или мне нужно оплакивать ваш с Арсеном сорвавшийся семейный бизнес? Ну извини, дорогой…

— Да при чем тут Арсен? Арь, ну что ты мелешь, а? Лика звонила?

Все-таки из-за Лики напился. Переживает он за дочь — искренне, всем сердцем. Да вот только скажи ему сейчас, где она и с кем — где гарантия, что он опять все не испортит?

— Арин, не молчи! — выкрикнул Горский, не дождавшись ответа. — Она и моя дочь тоже, я имею право знать! Она с Власовым?

— Да. Она с

Власовым. Успокойся, она в порядке.

— В порядке… Я не понимаю, как ты можешь говорить «в порядке», когда рядом с ней Власов…

— Прекрати. Он не причинит ей вреда. К тому же они не одни — рядом с ними мой человек. Горский, смирись и перестань искать проблему там, где ее нет. Это тебе надо Власова бояться, или мне. А Лику он не обидит. Оставь их в покое.

— Аришка, когда уже ты перестанешь быть такой наивной, а?

— Будем ругаться?

— Нет, — вздохнул Горский и с положением дел, кажется, смирился.

А как не смириться, если повлиять ни на дочь, ни на ее мать все равно не может? Ругаться бесполезно, объяснять бесполезно. А может и вовсе, не он, а они обе правы? Может, и правда, он что-то делает не так в этой жизни? Чего-то не понимает? С Каринкой вон как вышло… А ведь не ошибись он, не засади невиновного — как знать, может, и жива б сейчас была его Карина. А вдруг и сейчас он ошибается? И Лике действительно хорошо с этим парнем? Лучше, чем было б с Русланом? Ведь если б любила его — не сбежала б. А вдруг действительно, любовь у них с Власовым? Что он сам-то о любви знает? Когда последний раз ради женщины глупости делал? Когда шел наперекор разуму за сердцем?

Последний раз, кажется, лет двадцать пять назад… Когда, сбежав от родных, что были против их свадьбы, они с Аринкой рванули из родного города сюда. Когда ютились в комнате общежития, деля скудные метры с клопами, но были счастливы, потому что получилось отстоять свою любовь — чувство, в юности затмевающее все. А сейчас что? Расчеты, ценники, контракты — работа стала жизнью, а философия успеха — ее девизом. У него непременно должен быть хороший костюм и дорогие туфли, громоздкий автомобиль и жена-модель. Он должен мелькать на тусовках и питаться в дорогих ресторанах. У его детей должны быть няни, охранники, репетиторы, а у жены — салоны, сборища таких же гламурных сук и минимум мозгов.

И плевать всем, что хочется ему покоя и уюта, домашнего борща и разбросанных по дому игрушек. Что надоели до колик ходящие по пятам роботы в черных костюмах, глупые длинноногие фифы и бесконечные траты на их прихоти. Что хочет позволить себе выходной, чтоб просто поваляться на диване пусть в стареньких, до дыр протертых штанах, но зато любимых, напоминающих о тех далеких временах, когда с молодой женой сидели они на крохотной кухне, ели яичницу и мечтали о маленьком домике с прудом. О домике, в котором будут бегать дети. В котором они с Ариной будут счастливы.

А теперь что? Где мечты его? Где дети, жена-красавица с борщом? Ланка даже яичницу пожарить не в силах. И в большой дом с рыбками в пруду почему-то возвращаться сегодня не хочется. А родная дочь прячется от

него черт знает где и черт знает с кем.

— Ариш, что я делаю не так, а? Я же люблю ее… Я переживаю за нее… Аринка, помири нас, а?

Его слова пропитаны тоской. Его глаза блестят от пьяных слез — в них похоронены мечты, дети, счастье. Арина не выдержала, протянула руку к его щеке и легонечко коснулась.

— Горыныч, ну что ты раскис, а? — тихо спросила она. — На тебя это совсем не похоже. Не надо тебе столько пить. Иди к своей жене, а? Ланка уже с ума, наверно, сходит…

— Я уже к жене пришел — если помнишь, мы с тобой не разводились. Паспорт показать?

— Ууу, надо же, вспомнил, — улыбнулась Арина. — Да, лень и бюрократия — гарант крепких семей.

— Ты язва, Аришка… Но все-таки моя жена. Можно я сегодня у тебя останусь?

А он, кажется, настроен решительно. И даже методы выбрал верные — не кричит, не приказывает… Вежливо просит и глазами побитой собаки смотрит — будто знает, что вот так выгнать Арина его не сможет.

— Ну… Вдруг Лика позвонит, — начал оправдываться он, наконец осознав, что просьба его, мягко говоря, странна. — Вдруг ей помощь понадобится… Мне-то она точно не позвонит. Аришка, не гони, а? Мне так плохо…

Да куда ж его в таком состоянии гнать? Завтра протрезвеет — сам ошалеет, что к ней притащился, и слезы свои пьяные не вспомнит.

— Лане своей позвони хотя бы, — вздохнула Арина, вставая, и кивнула на диван: — Здесь спать будешь. Сейчас постелю тебе.

Стемнело. Она постелила ему в зале и ушла к себе.

Не спится. Горский долго пялился в потолок, прислушивался к тишине и очень хотел курить. В кармане пиджака должны были остаться сигареты, но встать и закурить он так и не решился — помнит, как раньше Аринка всегда злилась, когда он дымил дома.

Мысли то и дело возвращались к Лике. Как она там? Не обидит ли ее Власов? А если он ее использует, чтобы отомстить ему, Горскому? «Только бы ее не тронул… Она ж не виновата ни в чем! И почему Аринка его не боится? Откуда столько доверия к этому типу? Или это просто женское «пожалеть-приласкать всех обездоленных-несчастных»? Надо бы с этим Власовым встретиться да посмотреть, что за он за фрукт такой… А Аринка все-таки красивая…»

Арине тоже не спалось. Обняв подушку, лежала она и смотрела, как в окнах соседних домов потихоньку гаснет свет и город погружается в сон. Так странно: Лики дома нет, а человек, так до сих пор и не ставший чужим, сейчас лежит в соседней комнате. Интересно, а он заснул? А завтра, протрезвев, он сильно удивится, что не дома?

Уже засыпая, она услышала шорох в глубине квартиры. Арина прислушалась — Горский решил изучить окрестности? Кажется, споткнулся обо что-то: за дверью что-то лязгнуло, и тут же послышался тихий мат. «Да что ж тебе не спится!» — выругалась Арина, а дверь в ее спальню вдруг тихонько отворилась; темный силуэт проник в комнату, прикрыл за собой дверь, протопал осторожненько к кровати и… улегся рядом.